Следствие поручено мне

Татьяна Васильевна прикрыла дверь и увидела, что Виктор Степанович Толстоедов, с которым она намеревалась поговорить после Пашкова, бесцеремонно взял с ее стола какую-то бумагу и, скривив усмешечкой рот, читает ее. Это был послужной список Сергея Сергеевича Пашкова, и Толстоедов своим хрипловатым медленным голосом прочел:

— «…участник Великой Отечественной войны. В войсках Украинского фронта с 25 июля 1943 по 18 февраля 1944 года. Южный фронт, войска ПВО: с 18 февраля 1944 по 9 мая 1945 года. Награжден медалями «За отвагу», в честь двадцати- и тридцатилетия Победы. Имеет четверых детей…»

Положив листок, Толстоедов посмотрел на Маркову прищурясь, словно бы в раздумье.

— Не кажется ли вам… — начала она недовольно.

— Не кажется, — спокойно прервал он. — Можно подумать, я выведал вашу профессиональную тайну. Ничего нового для себя я здесь не прочел. Всех участников войны, работающих на заводе, мы знаем и гордимся ими.

Некоторые совсем обычные слова Толстоедов умудрялся произносить с еле уловимым ироническим оттенком, что придавало им словно бы совсем иной смысл.

— Бедный Сергей Сергеевич! И так уже за шестьдесят, а ваши допросы ему еще век укорачивают. Да и не знал он, понимаете, не знал, что нельзя принимать на работу ранее судимых. Думал, другое дело, если сейчас человек под судом или под следствием. Он рад был принять молодого парня. У нас же одни хилые пенсионеры в ВОХРе. Зарплата стрелка — девяносто пять рублей без коэффициента. Это что, деньги? Какой нормальный мужик пойдет на такую ставку? Пришел на завод приказ: вдвое сократить количество стрелков в связи с переходом на автоматизированную систему охраны. Приказ-то есть, а системы-то нет! Как раз накануне появления этого проклятого Головко уволились четыре начальника караулов! И, между прочим, сознательность рабочих далеко не на должной высоте: только в этом году пятьдесят так называемых «несунов» задержали. Стекло, провод, пленку тащат…

Толстоедов слова не давал Марковой молвить. Говорил он будто бы с искренним сочувствием Пашкову, но глаза его прозрачно, холодновато посверкивали.

Под этим взглядом Татьяна Васильевна не то чтобы терялась или робела, а как-то… неуютно себя чувствовала. Она, которая давно уже избегала подробно рассматривать себя в зеркале — да и времени на то не было, — сейчас ощущала каждую морщинку своего неухоженного лица, каждую складку погрузневшего тела.

И она пожалела, что сменила Сашу на разработке «вариации с наганом», как они это называли между собой, что вообще встретилась с этим человеком: он явно догадывается о том, какое впечатление производит.

«Уймись, бабуля!» — воззвала Маркова к своим сорока пяти годам и подумала, что пора наконец взять беседу в свои руки.

— Полно вам о Пашкове, — постаралась она сказать как можно спокойнее. — Разве вы не понимаете, Виктор Степанович, что разделяете с ним вину за прием на работу Головко?

— Н-да! — вздохнул Толстоедов. — Думаете, зря я вам о боевых заслугах Сергея Сергеевича прочел? Еще когда ваш молодой коллега — Гаевский, кажется, — с нами беседовал, я понял, что скорее всего в этом деле главным виновником буду я. Пашков — участник войны, ветеран, они нынче в цене, хоть и выслужил он за два года всего одну боевую медальку. Остальные — это так, для красоты. А я человек простой, наградами не отмечен, надо же кого-то подставить!

— Значит, считаете, что вы тут совсем ни при чем?

Толстоедов, лукаво и вместе с тем осторожно улыбаясь, вымолвил:

— В документах по этому делу находится заявление Головко с просьбой принять его в ВОХР. Я отлично помню, что там написано. Резолюция Пашкова: «Не возражаю — в качестве стрелка». Я же написал только указание отделу кадров: «Оформить», имея в виду не оформление на работу Головко, а всего лишь оформление в соответствующем порядке его документов. Точно так же я снимаю с себя вину за то, что не установил стрелку испытательный срок. Срок устанавливается после приема на работу, а я не подписывал приказа о приеме на работу Головко.

Маркова даже растерялась. Только что Толстоедов яростно оправдывал Пашкова — и вдруг повернул разговор совсем в обратную сторону. Фактически начал его «топить». «Хитер!» — подумала Татьяна Васильевна, и все ее оцепенение перед Толстоедовым исчезло.

Виктор Степанович между тем продолжал:

— Насколько мне известно… свое преступление Головко совершил в паре с рецидивистом, который уже был вооружен. То есть они вполне могли бы обойтись без нашего злосчастного нагана. Таким образом, я не вижу причинно-следственной связи между устройством Головко на работу на наш завод и его преступлением.

В непривычных Толстоедову словах, во всей казуистической запутанности его оправданий явно чувствовалась солидная теоретическая подготовка. И Маркова напрямик спросила:

— Вы что, с адвокатом консультировались?

Толстоедов несколько опешил от такой догадливости. Это было лучшим подтверждением того, что Татьяна Васильевна поняла все правильно. Впрочем, Толстоедов и не думал запираться.

— Да, — вздернул он круглый сильный подбородок. — А что? Это запрещено законом?