Но вот, в сопровождении троих конвойных и собаки – руки скованы за спиной наручниками, – под щёлканье фотокамер и приветствия стоявших вдоль стен судебного коридора друзей, меня провели в зал. Вместо оглашения постановления Дударь объявила о продолжении заседания в связи с необходимостью приобщить дополнительные документы. Розовощёкий следователь Паша с улыбкой, парадоксально сочетавшей выражение наглости и смущения (помню, я подумал тогда, что это очень выразительная краска для артиста на роли лакеев), мялся возле дальнего окна. А группу в этом судебном заседании представлял лично её руководитель, старший следователь по особо важным делам при председателе Следственного комитета России полковник юстиции Александр Андреевич Лавров. К Псевдолу, Прыщу и Розовощёкому в моём бестиарии добавился новый персонаж – Полковник Цахес.
Дополнительными документами оказались два новых постановления полковника. Одно – о возбуждении уголовного дела в отношении Итина, Масляевой и меня. Состав преступления, как и в предыдущей версии обвинения, был сформулирован очень неопределённо. Но масштаб наших мнимых злодеяний впечатлял: в новой версии они охватывали период с 2011 по 2014 год, то есть теперь включали и время моей работы на «Платформе»; сумма якобы похищенных средств чудесным образом выросла с двух до шестидесяти восьми миллионов рублей. Второе постановление было о соединении нового и старого уголовных дел с присвоением ему прежнего номера. Таким образом, с этого дня как бы формально узаконивалось моё присутствие в деле. Особую наглость этой мошеннической комбинации придавала игра с датами: к материалам заседания от 17 июля судья, игнорируя возражения защиты, приобщила постановления, которые Полковник Цахес смастерил утром 18-го. Правда, оставалось непонятным, на каком основании меня держали в тюрьме весь предыдущий месяц. Ксения Карпинская заявила отвод судьи, логично предположив, что между ней и следствием во время перерыва в заседании имело место непроцессуальное общение. Недолго посовещавшись сама с собой, Дударь решила отклонить отвод. Неожиданно дал слабину прокурор. Он заявил, что поддерживает ходатайство о продлении меры пресечения Итину и Масляевой, но просит отказать в отношении обвиняемого Малобродского. В зале послышался выдох облегчения, тоненько завибрировала надежда. Когда судья ушла на вторую попытку вынести постановление, стоявший возле клетки пристав начал инструктировать меня о порядке освобождения: придётся подождать, сказал он, немного посидите внизу в камере, пока подготовят документы, и только потом я смогу вас отпустить. Несомненно, в этот раз постановление было заготовлено заранее. Выждав для приличия минут пятнадцать, якобы «её честь» зачитала своё решение: вопреки фактам, здравому смыслу, положениям закона и мнению прокурора она продлила меру пресечения всем троим обвиняемым сроком на три месяца. Все присутствующие, включая приставов и собаку, были шокированы.
В тот день я не дожидался автозака в суде до позднего вечера, как это обычно бывало. Машина словно стояла наготове и быстро доставила меня в СИЗО. Но отдохнуть мне довелось не скоро. Всю нашу камеру почему-то переселяли на шестой этаж. В отличие от меня Игорь, Костя и Эрик находились в тюрьме больше года, пережили зиму и успели обрасти вещами и книгами. В ларьке были закуплены в больших количествах питьевая вода и хозяйственные принадлежности. Весь этот скарб мы упаковали и перетащили в несколько заходов. На новом месте нас ждала не знавшая ремонта очень грязная камера. До утра мы её тщательно отмывали и обустраивали. Но уже на следующий день вернулись к обычным занятиям: йога, письма, чтение, физкультура в прогулочном дворике, прерываемые допросами следователей и консультациями адвокатов. Мы продолжали увлечённо общаться и, поддерживая друг друга, много шутили, смеялись. Через десять дней из-за тормозов (двери) прозвучало: Малобродский, Китуашвили, с вещами на выход. Давидыч объяснил решение начальства кратко и доходчиво: в тюрьме положено страдать, а нам слишком весело. Через полчаса мы покинули камеру. Костю я с тех пор не видел, с Игорем спустя много месяцев мы однажды встретились в автозаке и ещё раз – в Тверском суде во время оглашения ему чудовищного приговора. Нас с Эриком тоже развели по разным камерам.
XII
Моими новыми соседями оказались Михаил Хрузин и Дмитрий Попелыш. Оба из Петербурга. Оба в разное время окончили кораблестроительный институт. Но познакомиться им довелось в трёхместной камере «кремлёвского централа».