Следствие разберется

Небольшого размера молитвенник, подаренный рабби Гуревичем, был для меня ценен в связи с вот ещё каким обстоятельством: в «кремлёвском централе», в отличие от менее строгих СИЗО, где не возбранялось взять с собой в суд книгу, газеты и что-то из еды, перед тем как передать меня конвою, с издевательским педантизмом изымали всё чтиво и любые продукты. Выезд в суд обычно сопряжён с утомительными многочасовыми разъездами в автозаках и долгим ожиданием в камерах. Если не занимать себя чтением, можно сойти с ума. Чтобы зэк на выезде не помер с голоду, ему выдавалась серая картонная коробка с надписью «Индивидуальный рацион питания для спецконтингента (РП)», внутри которой были частично съедобные консервы, галеты и пакетик чая. Что касается книг, исключение составляла религиозная литература. Отбирать её не решались на фоне обострения болезненной борьбы против оскорбления религиозных чувств в нашем внезапно и тотально уверовавшем обществе. И тут молитвенник оказался очень кстати.

Во вторник, третий день после субботы, левиты в Храме пели Песнь Асафа: «Бог явился в сонме великом, в Небесном суде вершит Он суд: «Доколе будете вы судить несправедливо и потакать злодеям?..» Но не постигнут и не поймут они, блуждают во мраке, сотрясаются все устои земли».

XVI

17 октября 2017 года выпало на вторник. Меня привезли в Басманный суд для очередного продления меры пресечения. «Пусть правосудие хлынет как вода, и правда – как неиссякающий поток», – вдохновляла меня Книга пророка Амоса. Но Артур Геннадьевич Карпов своё вдохновение черпает из других колодцев. Он бесспорный победитель забега в мантиях от предвзятости к беззаконию. Встречаться с ним в судах мне довелось чаще, чем с другими участниками подобных «весёлых стартов». Нельзя не посвятить ему отдельной главы.

Легенда об искусном и хитром судье Артуре

Я поведаю читателю лишь о тех подвигах достославного Артура Карпова, которым лично сподобился быть свидетелем и даже невольным участником. Другие же бесчисленные подвиги сего судьи и чудеса, им прилюдно творимые, оставлю несомненно более совершенным перьям просвещённых летописцев и поэтов, которых заслуживают личность и эпоха славного Артура.

Но вначале кратко опишу моего героя. В затхлых коридорах бесчисленных судов, опутавших паучьей сетью мою бедную родину, трудно сыскать более отвратительного, лживого и беспринципного существа. При этом внешность он имеет дородную и обманчиво благородную. Мантия красиво облегает его статную фигуру, походка тверда и решительна. Зычный голос его звучит твёрдо, но в то же время речь не отличается внятностью и членораздельностью. Впрочем, и в речах его товарищей, членов продажного судейского ордена, мало кто из посторонних может разобрать осмысленное содержание с первого, а то и со второго раза. Сказывала мне одна весьма знающая старуха, что судей уровня Артура специально умелые риторы учат говорить так, чтобы клубы значительности вились вокруг слов их, а связных мыслей невозможно было бы ухватить. Постигают они это мастерство, дабы чернь из подсудимого простолюдья или докучливые выскочки из адвокатского сословия не поганили своим произвольным толкованием священной абракадабры, доступной пониманию лишь посвящённых. Однако есть в судейских речах такие обязательные для произнесения фразы, которые невозможно обратить в абсолютную бессмыслицу, которые, как бы судья ни старался, всё-таки содержат толику умопостижимых сведений. Такие места надлежит проговаривать томным, но быстрым шёпотом, неуловимым ушами простых смертных.

Злые глаза Артура, глазёнки-лютики, обычно глядят сквозь человека, как бы того человека и вовсе перед ним нет. Когда же приходится Артуру по необходимости делать вид, что он слушает оправдания судимых им жалких людишек, в глазах его отражается смесь досады и недоумения. Что они могут сообщить суду такого, что заставило бы Артура усомниться в решениях, которые заблаговременно сообщили ему сильные мира сего? Ничего. Но судья вынужден соблюдать докучливый ритуал, ибо такова воля пославших его, тех, кто мудрее и выше. Обыкновенно в своё оправдание людишки издают жалкое блеяние, не нарушающее предписанного ритуалом порядка. Но иногда встречаются и неразумные, бесноватые, дерзающие возражать. В таких случаях непроницаемые матовые глазки начинают поблёскивать, краснеть и прямо-таки буровить несчастного, оказавшегося на беду свою в воле злобного Артура. Признаемся, что изредка кто-нибудь нет-нет да и смутит искусного судью. В такие постыдные минуты в его глазах можно уловить движение, намекающее на его человеческую природу. Не подумайте, что я имею в виду что-нибудь вроде совести – нет, конечно же нет; только раздражение, трусость и мстительность.

Но довольно предуведомлений. Перейдём к подвигам.