Следствие ведет Россана

Мужчина огляделся вокруг, быстро сориентировался и, воспользовавшись тем, что над головой с грохотом пролетел реактивный самолет, начал продвигаться к ближайшему слуховому окну, из которого лился слабый свет. При его приближении с громким шумом кинулись наутек невидимые в темноте крысы. На улице, совсем близко, залаяла собака, и две — три ее подруги словно нехотя ответили ей по соседству. На несколько секунд все звуки заглушил рокот моторов колонны тяжелых грузовиков. Приблизившись почти вплотную к окошку, человек в зеркальных очках вынул большой черный пистолет и не спеша снял его с предохранителя. Снизу доносились неясные голоса. Очень осторожно он заглянул в окно — стекло было слишком грязным, чтобы его мог кто-нибудь заметить. Но оно было слишком грязным и для того, чтобы разглядеть, что происходит внутри. Ему все же удалось достаточно ясно различить фигуры двух мужчин, сидящих за квадратным столом.

Человек в зеркальных очках еще не был до конца уверен, нашел ли он то, что ищет. Он приник к окну, стараясь услыхать сквозь щель, о чем говорят эти люди.

В этот момент Большой Тото, по прозвищу Баржа, захлопнул у себя за спиной дверцу и швырнул на пол окурок.

— Я спел нашему малышу колыбельную песенку, — проорал он и схватил со стола бутылку.

Человек с револьвером улыбнулся. Теперь никаких сомнений! В общем, считай, крупно повезло. Если бы не это ниспосланное провидением слуховое окошко, ему пришлось бы добираться до балкона, опоясывающего весь задний фасад старого дома, и пустить в ход пистолет. Теперь же в пистолете уже не было необходимости. Он опустился на колени, поискал что-то еще во внутреннем кармане пиджака. Когда он оперся рукой о выступ под слуховым окном, отломилось и упало несколько кусочков штукатурки. Большой Тото поднял глаза к окну, но ничего не увидел: одна кромешная темень.

— Это крысы, Тото, — сказал один из бандитов, перехватив его взгляд. — Их тут сотни на этих крышах.

— Вчера ночью я поймал одну в уборной, — добавил другой и зевнул, широко открыв рот с гнилыми зубами.

Если бы человек в зеркальных очках смог угадать, что за дверцей, которую он различал со своего наблюдательного пункта, лежит скованный узник, он изменил бы свои планы. Но он этого не знал, более того — был убежден, что старик находится где-то в более отдаленном и надежном месте. Он взвесил на ладони ручную гранату, и вновь его губы медленно тронула улыбка — ледяная, полностью лишенная всякого намека на веселье. Он выбрал подходящее место и сильно ударил по стеклу рукояткой револьвера. На него глядели три ошарашенные, задранные кверху физиономии, похожие на каких-то жутких, ощипанных цыплят. Зрелище это длилось одно мгновение, пока железка величиной с кулак неумолимо падала вниз, пока она не стукнулась об угол стола, рядом с колодой карт.

От взрыва задрожала вся крыша, и тысячи потревоженных старых черепиц издали громкий, почти веселый треск. Затем наступила мертвая тишина. Человек в зеркальных очках в несколько прыжков достиг карниза, пока внизу, на улице, дребезжала, ворча и отплевываясь, какая-то разбитая малолитражка. Он повис на руках, не глядя вниз, в пустоту, перебирая в памяти уже известные ему цифры — измеренную заранее высоту, количество метров и шагов. Никто не видел, как он приземлился на тротуаре. Это был нежилой квартал, а в немногих обитаемых домах разбуженные грохотом люди еще протирали глаза или вслепую искали шлепанцы. Все собаки в округе истерически залились лаем, словно окликая друг друга.

— Сматываемся, — приказал он, открывая дверцу ожидавшей его с включенным мотором машины.

— Все о’кэй?

— Все о’кэй.

Никто не обратил внимания на небольшой, неброского вида автомобиль с двумя седоками, который на умеренной скорости, мигая фарами на каждом перекрестке, не снабженном светофором, направлялся к центру города. Машина достигла уже площади Венеции, когда навстречу ей с воем сирены пронеслась полицейская «газель».

9

Джанфранко, школьный сторож, стоял, как всегда, у входа, и мимо него пробегали последние опаздывавшие ученики. Он был здесь такой же привычной фигурой, как всего еще несколько дней назад и дядюшка Пьеро. Именно об этом подумали Руджеро и Россана, молча поднимаясь по лестнице школы. Дойдя доверху, они оглянулись: сегодня после болезни должен был прийти в школу Микеле. Фабрицио обещал заехать за ним домой на своем мопеде.

— Живее, уже был звонок, — поторопил их Джанфранко.

Лицо у него было сонное, и побриться сегодня он, видимо, не успел. Руджеро подмигнул ему:

— Пойди-ка лучше свари себе кофе. Ты, по-моему, еще не совсем проснулся.

— Тебе хорошо шутить. А я, знаешь ли, на работе, не то что вы, папенькины сынки.

— Привет! — раздался у них за спиной голос Фабрицио.

Микеле, еще более бледный и худой, чем всегда, с маленьким личиком под копной жестких, непослушных волос, лишь молча улыбнулся сторожу. Фабрицио замешкался, ставя мопед в ряд с другими.

— Эй, поторапливайтесь! Идете вы или нет? — крикнул Джанфранко.