Больше она ничего сказать не успела: чудо в неводе заговорило быстро-быстро, разумеется, по-французски, разбрызгивая слюну и отчаянно жестикулируя; Лафлеш, превозмогая боль, что-то ему односложно отвечал.
Лицо парня в странной одежде трезвело, идя складками, прямо на глазах.
Тем временем Ансельм подогнал машину, Настя уселась в салон, и таксист-профессор хотел уж было газовать, но тут задняя дверь распахнулась, и в салон обрушился парень в неводообразной одежде.
— С вами, — задыхаясь, выговорил он. — С вами еду.
— Нам, верно, не по пути, — отрывисто откликнулась девушка.
— Если к дому отца Николя — это не по пути, но я немедленно вылезаю!
Вместо ответа Настя махнула рукой, и Ансельм, сорвав машину с места так, что жалобно завизжали шины, направил ее к шоссе.
— Я только что узнал, что Николя убили, — быстро проговорил парень, — убил Жодле. Верно, эти уроды оставили там взрывчатку.
— Это очень похоже на то, как едва не убили его отца, Степана Семеновича, — сказала Настя. — Точно такой же хитрый технический трюк с направленным точечным взрывом. Теперь я уверена, что это Жодле и его подручные. Больше некому. Но вот кто они такие?
— Я не советую тебе в этом копаться, — отрывисто сказал тот, — некоторые уже докопались. Некоторые — еще нет, но уже близки к этому.
— Ты имеешь в виду… моих друзей?
— Да.
Настя дернула головой, поворачиваясь к шоферу:
— Вы не могли бы быстрее?
— Нет. Это опасно. Дождь, а на машине резина старая. Может повести в кювет.
— Но их же могут убить!!
— Меня зовут Луи Толстой, — помпезно сказал парень в неводе. — Мой прапрапра… черт знает сколько прадед, ныне малоизвестный тульский писатель Лев Николаич Толстой, в свое время по этому поводу выражался в высшей степени скверно: не противись злу насилием. Я со своим предком, при всем моем уважении, не согласен. А этого Жодле мы размажем, будь уверена. Щас… погоди.
Он скорчился и, вынув из своего, с позволения сказать, рукава зеркальце и лихорадочно быстро высыпал из промелькнувшего меж пальцев прозрачного мешочка белый порошок, а потом поднес к ноздре трубочку и два раза глубоко вдохнул. Вытер чуть испачканный нос тыльной стороной ладони и еще раз пробормотал:
— Размажем, будь уверена.
— Кокаин? — равнодушно спросил Ансельм.
— Он. В жизни три настоящих удовольствия, и все они начинаются на букву «К» как на русском, так и на французском языках: кокаин, канкан, казино.
— А женщин ты, разумеется, запихнул в подраздел «канкан»? — холодно спросила Настя. Она понимала, что говорит совершенно не о том, но когда зрело то, о чем говорить следовало, просто не ворочался язык.
Луи снисходительно оклабился:
— А то!
— Осип в таких случаях говорит: «а чаво ж?», — бросила Настя, и ей стало жутко от того, что, быть может, она никогда больше не услышит этого самого «а чаво?». — Месье Ансельм… ну быстрее!
— И какой русский не любит быстрой езды, — продекламировал с заднего сиденья недоделанный потомок великого писателя.
— Езда — это не по твоей части. На букву «Е» начинается потому что.
— Какая ершистая! — снова с ребяческой непосредственностью удивился Луи. — Надо же!
— Приехали, — выговорил Ансельм, аккуратно подруливая к желтому забору.
Настя опустила стекло. В салон с порывом ветра ударили мелкие капли противного дождя, до чрезвычайности напоминавшего питерскую или, тем паче, лондонскую изморось. Настя высунула голову из окна, покрутилась и встревоженно произнесла:
— Вы куда меня завезли, месье Ансельм? Это не дом Степана Семеновича. Вы, месье Ансельм…
— Да хватит меня этим «месье»-то хлестать, — прервал ее водитель с докторской степенью, — а привез я сам именно туда, куда надо. К своему дому. Дом вашего Гарпагина — вон там, в пятидесяти метрах отсюда, за теми деревьями. Видите, Настя, те две башенки?
— Да.
— Так это дом Гарпагина и есть.
— Ага, — произнес Луи Толстой, — я тоже узнал. Ну что, Анастасия… тебя ведь именно так зовут?… ну что, освежим знакомство с господином Жодле?
С этими словами он задрал лоскут ткани, вероятно, по мысли дизайнера всего этого чудовищного одежного шитья представлявший штанину, и вытащил из-за кожаного ремешка, туго перехватывающего ногу чуть пониже колена, небольшой пистолет марки «беретта». Настя вонзила в пистолет мрачный взгляд, а Луи, взволнованный кокаином и предстоящим приключением, которое по тем же наркотическим соображениям виделось ему в розовом свете, весело отозвался:
— Разрешение на «ствол» имеется.
— Прекрасно, прекрасно, — сухо процедила Настя сквозь зубы, — тогда проберемся к дому. Спасибо вам, месь… спасибо, Ансельм. Ах да, вот деньги, — сказала она, наугад вытаскивая из сумочки несколько скомканных бумажек. — Вот, возьмите.
Тот принял деньги и, спрятав их в карман, негромко проговорил:
— И все-таки я бы не советовал вам…
— Я надеюсь, что вы не будете вызывать милиц… полицию, — перебила его Настя. — От нее одни геморрои. Что в России, что во Франции.