Следствие

— Да. Я пересылал ему их по его просьбе. Считаю, что мы обязаны это делать, поскольку он помог нам определить место…

— Да… Да, конечно, — пробормотал Грегори. — Это всё меняет. Остаётся только одно…

Грегори встал.

— Вы хотите говорить с Сиссом? — спросил Шеппард.

Грегори сделал неопределённый жест. Единственное, чего он хотел, как можно скорее закончить разговор, уйти из Ярда и побыть немножко одному. Шеппард встал из-за стола.

— Я не советовал бы вам торопиться, — тихо проговорил он, поднимая глаза на Грегори. — Во всяком случае, постарайтесь не обидеть его. Очень вас прошу.

Грегори, совершенно оторопевший, пятился к дверям. Он видел на лице Шеппарда выжидательное выражение и, сглотнув слюну, с трудом выдавил:

— Постараюсь. Правда, я ещё не решил, говорить ли с ним сегодня. Не знаю ещё. Мне надо…

И, не закончив, он вышел. В коридоре горело электричество. Время сегодня тянулось бесконечно. Грегори казалось, что со вчерашнего дня прошло никак не меньше недели. Он вошёл в лифт и поехал вниз. Но неожиданно нажал на кнопку и остановил лифт на втором этаже. Здесь размещались лаборатории. Мягкая ковровая дорожка заглушала шаги. Тусклые отражения ламп поблёскивали на латунных петлях и замках. Ярко сверкали старинные ручки, отполированные прикосновениями тысяч ладоней. Медленно, бездумно Грегори брёл по коридору. Из открытой двери долетало глухое бульканье, в глубине комнаты темнели накрытые чехлами спектрографы на штативах. Лаборант в халате возился у бунзеновской горелки. Следующая дверь тоже была распахнута настежь; белый, как пекарь, Томас расставлял на столе уродливые гипсовые отливки. Эта комната была похожа на мастерскую скульптора-абстракциониста. Бугристые глыбы гипса стояли на столе ровным рядом, а маленький техник, осторожно постукивая по форме деревянным молоточком, вынимал очередную. На полу стоял таз с каким-то полузатвердевшим раствором. Опершись о притолоку, Грегори наблюдал за Томасом.

— Ах, это вы? А я как раз закончил. Возьмёте их с собой? — Томас принялся перекладывать слепки, глядя на них не без профессионального удовлетворения. — Чистая работа, — пробормотал он под нос.

Грегори кивнул, взял с края белую глыбу, оказавшуюся неожиданно лёгкой, перевернул и с изумлением уставился на след босой ступни, длинной, узкой, с растопыренными пальцами.

— Нет, спасибо, пока не надо. — Грегори внезапно замолчал, положил слепок и вышел, провожаемый удивлённым взглядом Томаса, прекратившего даже расстёгивать заляпанный гипсом прорезиненный халат. Уже в коридоре Грегори остановился и бросил через плечо:

— Доктор здесь?

— Только что был. Но, может, уже ушёл, не знаю.

Грегори дошёл до конца коридора. Без стука отворил дверь. На столе возле занавешенного окна горели маленькие лампочки подсветки микроскопов. На полке поблёскивали пробирки и колбы с разноцветными растворами. Соренсена не было, за столом сидел молодой доктор Кинг и писал.

— Добрый вечер. Соренсена нет? — спросил Грегори и, не дожидаясь ответа, задал новый вопрос: — Вы не в курсе, как там с кошкой? Соренсен сделал вскрытие?

— С кошкой? А, ясно, ясно!

Кинг поднялся.

— Да, я произвёл вскрытие. Соренсена нет. Ушёл. Ему некогда. — Тон, каким это было сказано, свидетельствовал, что к начальнику своему Кинг не испытывает тёплых чувств. — Она здесь. Хотите взглянуть?

Он толкнул маленькую дверцу в углу и зажёг свет. В узенькой каморке стоял только закапанный реактивами деревянный стол, весь в бурых и ржавых пятнах. Грегори заглянул в дверь, увидел распластанную на столе красноватую тушку и отшатнулся.

— Чего там смотреть, — сказал он. — Я в этом деле не понимаю. Скажите лучше, что вы нашли?

— В сущности, я ведь не ветеринар, — начал Кинг, чуть выпрямившись и машинально перебирая ручки и карандаши, торчащие из верхнего кармана пиджака.

— Да, конечно, я понимаю, но я специально торопил, потому что боялся, как бы это не затянулось. Ну, так отчего же она сдохла?

— От голода. Это же был живой скелет. А кроме того, наверно ещё от холода.

— То есть как?

Удивление Грегори почему-то рассердило Кинга.

— А вы чего ожидали? Яда? Нет. Можете мне поверить. Не стоит и проверять, напрасный труд. Я, конечно, сделал реакцию на мышьяк, и зря. Кишечник у неё вообще был пустой. А почему это вас так разочаровало?

— Да нет, что вы. Конечно, конечно. Вы правы, — бормотал Грегори, тупо уставившись на разложенные в раковине инструменты. Там, среди пинцетов, лежал скальпель, к его лезвию прилип клочок серой шерсти. — Простите. То есть благодарю вас. Спокойной ночи.

Грегори вышел в коридор и тотчас же вернулся. Кинг снова оторвался от бумаг.

— Простите, доктор. Кошка была молодая?

— Нет, старая, только маленькая. Такая порода.

Понимая, что ничего больше не узнает, Грегори тем не менее стоял в дверях и продолжал выспрашивать:

— А… а не может быть какой-нибудь другой причины смерти — какой-нибудь необычной?

— Простите, а какие, по-вашему, бывают «необычные» причины?