Следствие

Поставив машину во дворе, Грегори вернулся в подъезд. Сисс стоял с закрытыми глазами, тяжело опершись на перила, на губах у него блуждала слабая болезненная улыбка. Грегори не прощался — ждал. Наконец Сисс глубоко вздохнул, открыл глаза и посмотрел на Грегори.

— Вы не торопитесь? — спросил он.

Грегори кивнул и, ни слова не говоря, пошёл следом за ним по лестнице. Уже взявшись за ручку двери, Сисс вдруг замер, что-то собрался сказать, даже прикрыл снова дверь, но тотчас же распахнул её.

— Я войду первым, темно, — сказал он.

В прихожей свет горел. Кухонная дверь была открыта, но в кухне никого не было, только негромко посвистывал чайник, стоящий на маленьком огне. Они разделись, повесили пальто.

При свете белого матового шара, висящего под самым потолком, комната выглядела опрятно и даже празднично. На письменном столе длинный ряд книг одинакового формата, карандаши и ручки лежат симметрично, к книжным полкам придвинут стеклянный столик и два низких клубных кресла с зелёной обивкой, на их сиденья брошены подушки с ярким геометрическим узором. Стол заставлен чашками, бокалами, тарелками с фруктами и пирожными. Судя по вилкам и чайным ложкам, он был сервирован на двоих. Сисс потёр руки.

— Садитесь к книгам, там удобней, — сказал он с наигранным оживлением. — После обеда у меня был гость, так что могу угостить тем, что осталось.

Грегори хотел ответить — непринуждённо, остроумно, чтобы подыграть Сиссу, но как-то ничего не придумал и, молча отодвинув кресло, уселся на подлокотник лицом к книгам.

Это было великолепное собрание научной литературы на нескольких языках; каждая полка снабжена пластмассовой табличкой с названием предмета: на одной — труды по антропологии, на другой — по математике. Краем глаза Грегори заметил в выдвинутом ящике стола какие-то планшеты с неяркими пятнами телесного цвета, но едва бросил на них взгляд, как Сисс сорвался с места, буквально подбежал к столу, коленом задвинул ящик и захлопнул дверцу.

— Беспорядок, прошу прощения, — объяснил он с наигранной непринуждённостью, опять потёр руки и уселся возле окна на батарею парового отопления.

— Нынешний ваш интерес к моей особе представляется мне тоже весьма подозрительным, — заметил он. — Слишком уж он всесторонний…

— У вас, наверно, было много неприятностей в жизни, — отозвался Грегори. Он наугад вытаскивал толстые тома и большим пальцем прогонял страницы, как карты в колоде; перед глазами мелькали формулы и математические символы.

— Пожалуй, да. Что будете пить — чай, кофе? — вспомнил вдруг Сисс о своих обязанностях хозяина.

— То же, что и вы.

— Отлично.

Сисс направился на кухню. Грегори отложил «Principia mathematica» [14] и уставился на дверцу письменного стола. Он бы с удовольствием порылся в ящиках, но не смел. Через открытую дверь было слышно, как Сисс возится у плиты. Вскоре он принёс чайник, налил по чашке чаю и уселся напротив Грегори.

— Осторожно, горячий, — предупредил он. — Итак, я теперь вне подозрений? — И, помолчав с минуту, продолжил: — А знаете что? Я мог бы подбросить ещё один мотив, который ускользнул от вашего внимания. Представьте, что мне нужно было спрятать труп. Например, я кого-то убил. И чтобы затереть следы, я создаю необычную ситуацию, перетаскиваю покойников с места на место, произвожу, так сказать, смятение и замешательство, в котором моя жертва исчезает с концами. Как вам это нравится?

— Слишком литературно, — ответил Грегори. Он раскрыл толстый, тяжёлый том по психометрии, отпечатанный на плотной мелованной бумаге. — У Честертона есть похожий рассказ.

— Не читал. Не люблю Честертона. Значит, нет? Ну, а по-вашему, каковы были мои мотивы?

— Вот я и не знаю, зачем бы вам нужно было устраивать всё это? И ни один мотив к вам не подходит. Потому я и отказался от подозрений.

— А вы пробовали ворошить моё прошлое? Устанавливали, когда и куда я ходил? Искали следы и отпечатки пальцев? Я что-то такого не заметил, за одним исключением.

— Ну, традиционные методы я сразу отбросил, потому что мозаика всё равно не складывалась. Тем более что систематически вести следствие я не умею. Предпочитаю импровизировать. Если угодно, я человек скорее беспорядочный, — сообщил Грегори. Между страницами он почувствовал что-то твёрдое и медленно перелистывал книгу. — Я даже создал теорию, оправдывающую мою небрежность: собирание улик ничего не даёт, пока не уловишь верное направление.

— Так вы интуитивист! Бергсона [15] читали?

— Читал.

Грегори перелистнул ещё страницу. Перед ним лежал негатив довольно большого формата. На фоне просвечивающей сквозь него белой бумаги вырисовывалась фигура человека, откинувшегося чуть назад. Медленным движением Грегори поднял книгу на уровень глаз и поверх неё взглянул на Сисса, сидящего чуть ниже. При этом он пальцем потихоньку передвигал негатив по незапечатанному промежутку между колонками текста, не переставая говорить.