Следствия самоосознания. Тургенев, Достоевский, Толстой

…Вы становитесь свободны, свободны от собственных воззрений и предубеждений. Глядеть налево так же приятно, как направо – ничего клином не сошлось – везде «перспективы» (это слово Боткин у меня украл) – стоит только глаза раскрыть. Дай Бог, чтобы Ваш кругозор с каждым днем расширялся! Системами дорожат только те, которым вся правда в руки не дается, которые хотят ее за хвост поймать; система – точно хвост правды, но правда как ящерица: оставит хвост в руке – а сама убежит: она знает, что у ней в скором времени другой вырастет. Это сравнение несколько смело – но дело в том, что Ваши письма меня утешают[218].

Тургенев не говорит, что Толстому вообще не следует иметь своего мнения, он говорит только, что как художник он должен следовать не тому, в чем заранее уверен, а тому, что видит вокруг[219]. Вместо того чтобы оставаться в шорах, в рабстве у собственных «воззрений и предубеждений», следует «глядеть налево… и направо», видеть «перспективы», чтобы видеть действительность во всей полноте.

Следуя этому совету, Толстой не ставил целью превратиться во второго Тургенева. Он не отказался от приоритета моральных суждений, но стал со временем относиться к ним с большей осознанностью и долей сомнения. Один из первых знаков его реакции на осторожную настойчивость Тургенева можно обнаружить в рассказе «Утро помещика», над которым Толстой работал осенью 1856-го, спустя год после приезда в Петербург, и который в декабре того же года увидел свет. В нем молодой помещик князь Нехлюдов (еще один Нехлюдов) совершает утренний обход своего имения, пытаясь помочь нескольким нуждающимся крестьянским семьям, но совершенно безуспешно. Смирившись с этим, он возвращается домой, садится за рояль и, размышляя об утренних событиях, внезапно понимает, что хотел бы поменяться местами с ямщиком Ильей. Этот рассказ остался единственным опубликованным фрагментом незавершенного «Романа русского помещика», над которым начиная с 1852 года Толстой работал с перерывами, задумав его как «догматический» роман «с целью»[220]. Тургенев уловил в «Утре помещика» этот «догматический» подтекст и в письме к А. В. Дружинину от 13 января 1857 года высказал собственное политическое истолкование толстовского сюжета. Он писал:

Главное нравственное впечатление этого рассказа (не говорю о художественном) состоит в том, что пока будет существовать крепостное состояние, нет возможности сближения и понимания обеих сторон, несмотря на самую бескорыстную и честную готовность сближения – и это впечатление хорошо и верно…[221]

Но Тургенев хвалит «Утро помещика» и за «мастерство языка, рассказа, характеристики», несомненно сознавая глубину той представленной в нем психологической драмы, которая выходит за рамки проблемы крепостного права как такового. Осуществление планов молодого реформатора невозможно не только в силу политических обстоятельств, но и потому, что у крестьян есть собственные мечты и они не хотят принимать помощь Нехлюдова в тех формах, которые ему кажутся полезными. К пониманию этого Нехлюдов приходит во время своего утреннего обхода. Например, одна из крестьянок, казавшаяся ему вполне рассудительной в иных ситуациях, встает на защиту своего ни к чему не способного сына и требует, чтобы Нехлюдов нашел ему другую жену вместо той, которая умерла, не выдержав горя и непосильного труда. Крестьянин, живущий в полуразвалив-шейся избе, отказывается переехать в новый дом, предпочитая продолжать традицию отцов и дедов.