Еду расставили на сверкающих серебристых подносах, плетеных подножках из пальмового листа или свежесрезанных банановых листьях. Разнообразие продуктов впечатляло: острые ямайские пирожки, липкие пирожки с гуавой, картофельные рёшти[23]
, ломтики сочного арбуза и ананаса. Жареные креветки в медовой глазури лежали тут и там на длинных деревянных шпажках. Вокруг вазочек с пикантным тамариндовым соусом горками возвышались кексы с соленой рыбой и фолоури[24]. В одном углу устроили мини-бар с запотевшими бутылками розового ромового пунша. Точно так же, как это делала мама.Если не брать в расчет марку этого самого пунша, все остальное вроде обошлось без вмешательства Уильяма. Или нет.
Я резко остановилась.
– Что это за музыка, черт возьми?
– Похоже на… – Малёк склонил голову набок, прислушиваясь к словам:
Эйден кивнул с задумчивым выражением лица.
– Она и правда неплоха.
– Она ужасна, – отозвалась я.
– Ого, – нахмурился Малёк. – Да ладно тебе, Рей, скажи, что на самом деле думаешь.
Уильям. Он напакостил с музыкой. Я ожидала перемены в еде, в декоре, но не в музыке. Хуже можно было сделать, лишь вообще перенеся вечеринку из гостиницы в другое место. Последние десять лет на пуншевой вечеринке играл один и тот же музыкант. Он играл на стальных барабанах один и тот же сет-лист[25]
в жанре калипсо. Ульям не имел права это менять.– Мне нравятся наши добродушные перепалки, Рейна, – продолжал Малёк, – когда я начинаю разговор, а ты меня затыкаешь. Забавно. Но есть же предел…
– Прошу прощения, – оборвала его я, углядев на краю лужайки Уильяма.
Он стоял в сером приталенном костюме с бокалом пунша в руке. Я направилась к нему.
– Пьешь на работе? – спросила его.
Было ошибкой доверить ему организацию вечеринки. Пари тоже было огромной ошибкой.
– Ты об этом? – поднял Уильям бокал. – Его дал мне твой отец, похлопав по спине, со словами: «Отличная вечеринка. Молодец». Чего ж не выпить? – Он обвел рукой окружающих нас людей. – И, как видишь, вечеринка идет сама собой.
Как же мне хотелось, чтобы он солгал насчет пунша, но папа запросто мог такое вытворить.
– Это кто? – указала я на музыканта. Не нашего обычного барабанщика. Этот был слишком молодой, слишком понтовый в черных обтягивающих штанах и расстегнутой серебристой рубашке. С толстенными серебряными цепями на шее. Его игра на стальных барабанах и рядом не стояла с игрой нашего бывшего музыканта.
– О… в этом году мы наняли нового человека. По правде говоря, это была идея тети Хелен, а твой отец ее одобрил.
– Тети Хелен? – Мне вспомнилось, как я застала ее у папы в кабинете. Она с этим ему помогала? – А к пуншу «Симоны» тетя Хелен, случаем, руку не приложила?
– Да, его тоже порекомендовала она, – вздохнул Уильям. – Что, Рейна, и из этого проблему сделаешь? Тебе нужен был барабанщик? Вот тебе барабанщик.
– Он должен был играть классику калипсо. Гости ждут аутентичную музыку.
– И под словом «аутентичную» ты подразумеваешь «старую»? Оглянись, Рейна. Все веселятся. Ты высасываешь проблему из пальца.
Я покачала головой. Нет, это неправда…
Посмотрела на танцующих людей. Да, они веселились. Да, они улыбались. Но только потому, что не знали лучшего. Музыка абсолютно не та: чересчур громкая, чересчур электронная. Она должна быть совершенно другой.
Уильям самодовольно ухмыльнулся. Как же мне хотелось стереть с его лица победоносное выражение. Но мне нечего было ответить ему.
– Рейна, милая моя.
Последний человек, которого бы я хотела видеть сейчас – тетя Хелен – обвила мою талию рукой и заключила меня в облако мятно-кокосового аромата. На ней было бордовое платье и в тон ему повязка для волос. С ушей свисали золотые серьги-кольца. Другой рукой она притянула к себе Уильяма.
– Уилл, прекрасная работа.
– Спасибо, тетушка, – отозвался Уильям.
Уилл? Тетушка?
Да что здесь, черт возьми, происходит?
– Похоже, Де Ла Айрон пользуется успехом. – Уильям кивнул в сторону барабанщика. – Еще раз спасибо, что порекомендовала его. Его музыка полна той самой свежести и новизны, которую я искал. Рейна как раз говорила о его игре.
– Не правда ли, он божественен? – Тетя Хелен ждала моих восхищений. – Талантливый молодой человек. Мы с твоим папой услышали его на пляже. Там никто не смог устоять, все бросились танцевать.
Я стояла не шелохнувшись, будто пригвожденная к месту. Почему она еще здесь? Разве ей не нужно возвращаться в Канаду? Ее бизнес там. Зачем она сует свой нос в мой бизнес?
– Как там говорится, Рейна? – задумчиво произнесла она, а потом сама ответила на свой вопрос: – «Музыка выражает то, о чем невозможно сказать, и то, о чем невозможно молчать»[27]
. И ведь это правда.