– Да, из-за песни Кэти Перри! – сердито уставилась я на него. В этом нет ничего смешного.
Однако Эйден не смеялся. Он, похоже, рассматривал крышу. Темнота смягчила черты его лица, напомнив мне о мальчике, которым он когда-то был. На секунду почудилось, что мне снова четырнадцать.
– Помнишь, как ты сбежала с вечеринки, чтобы встретиться со мной здесь? – Эйден, видимо, думал о том же, о чем и я. – И нас нашла твоя мама. Она была в ярости.
– И прогнала тебя.
На следующий год мама пригласила Эйдена на вечеринку, но он не пришел. Не захотел, после того как она отправила его домой. Мне не удалось убедить его, что мама действительно хотела видеть его на вечеринке.
– Знал бы ты, как я злилась на нее за это, – фыркнула я. Да чего скрывать? – До сих пор злюсь. И это нечестно, потому что ее больше нет. Но я все равно злюсь на нее и за это тоже… – Подняв вверх глаза, яростно вытерла слезы. – Сделай вид, что не слышал этого.
Эйден не ответил, и я перевела взгляд на него. Он смотрел на меня с такой нежностью, что у меня защемило сердце.
– Мне не нужны были вечеринки, Рейна.
Я вытерла слезы под носом, с щек, с подбородка. Выглядела, наверное, безобразно.
– Но ты должен был иметь возможность пойти на них.
– Только одна причина могла привести меня на вечеринку.
– Крабовые кексы?
– Две причины, – поправился он. – Я бы пошел на нее, чтобы быть с тобой. Где бы ты ни была, я всегда хотел быть рядом.
Тогда почему ты оставил меня? – захотелось крикнуть ему, но я сдержала рвущиеся наружу слова, хоть они и жгли мое горло. Все сказанное он произнес в прошедшем времени. К чему тогда заводить об этом разговор?
– К тому же, – продолжал Эйден, – на вечеринках мне всегда было скучно и душно. Только музыка спасала. – Он улыбнулся. – Музыка была хороша. Я слушал ее отсюда. Исполнялись старые песни из репертуара Китченера, Дэвида Руддера.
– Они были любимыми исполнителями калипсо мамы. Знаю, мама была немного зациклена на этих вечеринках… но она обожала их. Она выбивалась из сил, чтобы сделать их идеальными, с ее любимой музыкой и едой. Так она делилась со всеми частичкой своей души.
Эйден помолчал мгновение.
– День ее рождения ведь приходился на это время?
– На следующей неделе ей бы исполнился пятьдесят один год. – Я вдавила шпильку в трещину на полу. Было трудно бороться с подступившими слезами.
– Мне очень жаль, – мягко сказал Эйден.
По полу скользнула тень, и когда я подняла глаза, его уже не было. Я сидела в тишине, глядя туда, где он только что стоял. Его словно вовсе и не было.
Несколькими минутами позже барабанная дробь остановилась, оборвался электронный аккомпанемент. Наступившую тишину нарушал лишь тихий стрекот насекомых и шелест волн на берегу. Когда барабанщик снова заиграл, его манера изменилась.
Вступление казалось знакомым, но я никак не могла понять, что это за мелодия. Веселая, бодрая… С быстро нарастающим ритмом и нотами, сыплющимися в бешеном темпе. Оригинальный мотив в блестящей обработке, с бьющей через край энергией, хаотичный и яркий. Новый барабанщик такой красоты не выдавал. Trini To De Bone Дэвида Руддера. Ну конечно же! Как я сразу ее не узнала?!
Я словно в трансе поднялась и пошла на зов мелодии. Вернулась, ведомая ею, на главную лужайку, где замерла вечеринка. Обогнула собравшихся, как вода огибает камыши. И хотя знала, кто играет, все равно была потрясена.
Эйден закатал рукава по локти. Его гибкие, проворные руки играли с таким мастерством и силой, что дух захватывало не только от музыки, но и от него самого. Над его бровями собрались капельки пота, но он не обращал на это внимания, настолько поглощенный выступлением, что не замечал ничего, кроме музыки. Эйден был не просто хорош, он был великолепен. Никто не мог отвести от него глаз. Он всех загипнотизировал.
С последним звуком мелодии зрители взорвались аплодисментами.
Эйден, вздрогнув, оторвал взгляд от инструмента. Наклонил голову и улыбнулся, смущенный вниманием. Никогда не понимала в нем этого. Для человека, столь усиленно совершенствующегося в своем искусстве, изучающего, как развлекать и впечатлять, он слишком робел и смущался от похвал, даже если заслуживал их.
Он вернул палочки барабанщику. Они обменялись рукопожатием и несколькими словами. Всех как магнитом потянуло к Эйдену, включая и меня.
Но нас опередила Элиза. Она подняла к Эйдену свое лицо, на котором играла ослепительная, полная восхищения и обожания улыбка. Она что-то говорила ему, жестикулируя руками.
А потом неожиданно поцеловала его.
Глава 20
Звякнул мобильный. Однако я уже проснулась, причем с тянущим чувством страха. Солнечный свет, просачиваясь между пластинками жалюзи, бил по закрытым векам, доставая, кажется, до самого мозга. Я перекатилась на живот и зарылась лицом в подушку. В голове немилосердно пульсировала кровь, с неумолимой ясностью нахлынули воспоминания о вчерашнем вечере.
Я подцепила телефон с прикроватной тумбочки. Оливия за ночь прислала тонну сообщений.