Другим общественным деятелем, к которому Москва проявляла интерес, был писатель и ведущий одной из радиопрограмм Мелвин Брагг. Однажды мы получили из Центра длинное письмо, касающееся исключительно его. В нем говорилось, что КГБ обратил на Брагга внимание во время его поездки по восточноевропейским странам. Какие-либо попытки установить с ним контакт до сих пор не предпринимались, но после изучения его данных занимавшиеся этим лица пришли к заключению, что он представляет собой потенциально ценный объект, заслуживающий того, чтобы с ним повозиться, поскольку придерживается прогрессивных взглядов, то есть, если перевести на общедоступный язык с типичной для Москвы фразеологии, дружественно настроен к Советскому Союзу и к тому же пользуется влиянием в английских средствах массовой информации. Однако решение приступить к обработке его, как и многие другие такого же рода замыслы, оказалось мертворожденным ввиду ограниченности наших возможностей. Если мы, сотрудники лондонского отделения КГБ, не смогли внедриться через вербовку нужных нам людей даже в такие наиболее важные для нас учреждения, как министерство иностранных дел, управление делами премьер-министра, министерство внутренних дел, то нам ли устраивать охоту за отдельным представителем средств массовой информации?!
Не знаю, как там было дальше, но лично мне не попадалось никаких свидетельств того, что Брагг стал играть по нашим правилам.
Мне приходит на память и занимательная в чем-то история с Ольгой Мейтленд, которая в то время еще не была членом парламента. Известная своими правыми взглядами, она энергично, поднимая по малейшему поводу шум, участвовала в кампаниях против таких организаций в поддержку мира, как Движение за ядерное разоружение. Мы часто говорили о ней в резиденции, но никогда не предпринимали в отношении ее каких-либо шагов, пока у нас не появился новый присланный из Москвы сотрудник — Сергей Саенко. Молодой, стройный и красивый, некогда чемпион в беге на средние дистанции, Сергей сразу же заинтересовался Ольгой, но не как объектом, а как личностью. Я не думал, что она обладает какой-либо важной информацией стратегического или политического характера, и не раз говорил ему, что заниматься ею — пустое дело, но он настаивал на необходимости продолжать встречи с ней, и я предположил, что ему просто нравится проводить время в ее обществе. У меня не было никаких доказательств того, что она когда-либо поступалась ради него своими идеологическими воззрениями или чем-то еще, более личностным. Единственное, что я могу твердо сказать относительно их взаимоотношений, так это то, что они воспринимались мною как нечто странное и в плане нашей разведывательной работы, и с сугубо житейской точки зрения.
Работавшие в посольстве «чистые», то есть не состоявшие на службе в КГБ, дипломаты самостоятельно, без всякого вмешательства со стороны резидентуры, представлявшей совсем другое ведомство, и на свой страх и риск энергично завязывали контакты с наиболее интересными для них лицами. И открыто, ни от кого не таясь, приглашали политиков на обеды и приемы и не раздражались, если их гости придерживались иных, отличных от их идей и воззрений. Одним из англичан, наиболее часто посещавших посольство, был Джулиан Эймери, который с 1972-го по 1974 год, когда у власти находилась Консервативная партия, занимал пост министра иностранных дел и по делам Содружества. Приятно проводя время в этом советском учреждении, он не забывал и об интересах своей страны и всегда горячо отстаивал английскую позицию по тем или иным вопросам. Так же, кстати, поступал и Джон Биггс-Дэвидсон, другой член парламента от консерваторов, общительный и дружелюбно настроенный человек, который помог мне понять многие вещи. Католик, страстный приверженец государственной церкви, он однажды резко ответил тому, кто спросил его о возможности вывода войск с территории Северной Ирландии.
— Сами подумайте, — произнес он, — что бы сказали вы, если бы я спросил вас о выводе советских войск из какой-нибудь области в центральной части России? Наши войска в Ирландии потому, что она входит в состав Соединенного Королевства, вот и все.
Другим частым гостем, человеком столь же дружелюбным, как и Джон Биггс-Дэвидссон, был Норман Эткинсон, лейборист и член парламента от Тоттенхэма. Личность весьма популярная у советских дипломатов, неизменно украшал списки приглашенных гостей — точно так же, как и Энтони Бак, тогдашний председатель парламентского комитета обороны. Большим вниманием посольства пользовался и Энтони Марлоу, консерватор и член парламента от Нортгемптона. Подобное отношение к нему не в последнюю очередь объяснялось тем, что в арабо-израильском конфликте он решительно встал на сторону арабов, что было на руку советскому руководству, оказывавшему поддержку арабам, чтобы осложнить положение Израиля и тем самым ослаблять позиции США на Ближнем Востоке.