По мнению КГБ, некоторые члены парламента заслуживали того, чтобы ими заняться. Например, Фрэнк Кук, который привлек к себе внимание КГБ тем, что не упускал случая продемонстривать свои антианглийские взгляды. Однако на одном из приемов в доме номер 18 на Кенсингтон-Пэлас-Гарденс он повел себя столь одиозно, что у всех без исключения сотрудников КГБ пропало всякое желание возиться с ним.
Говоря о тех, кто придерживался левой ориентации и чаше других присутствовал на приемах в советском посольстве, нельзя не упомянуть и Дензила Дэйвиса, который в то время занимал пост секретаря по делам обороны в теневом кабинете. Я думал частенько, какой это будет курьез, если к власти придут лейбористы и нынешний секретарь по делам обороны, пользовавшийся репутацией горького пьяницы, проявит себя вдруг горячим сторонником Советского Союза и противником Америки. Разве не по этому принципу мы выбирали себе друзей?
Время от времени деятельность посольства блокировалась инструкциями из Москвы. Так, например, Кеннету Уоррену, члену парламента от Гастингса, специалисту в области аэронавтики и члену многих наиболее важных комитетов палаты общин, проявлявшему искренний интерес к России, очень хотелось бы, судя по всему, посетить в качестве гостя Советский Союз, но в телеграммах из Центра говорилось: «Держитесь от него подальше, он может быть связан с английскими спецслужбами», в общем — еще одно проявление паранойи КГБ. Мнение КГБ, изложенное в этих посланиях, ничем не подтверждалось, я же находил Уоррена, который конечно же не знал, кем я в действительности являлся, милым, симпатичным человеком и был признателен ему за его интерес к нашей стране. С Питером Темпл-Моррисом, консерватором и членом парламента от Леоминстера, дело обстояло несколько иначе. В телеграмме из Центра утверждалось — ошибочно, как оказалось, — будто он с симпатией относится к СССР, в беседах откровенен и женат на персиянке, что также может нам пригодиться, если мы сумеем наладить с ним отношения.
Встречаясь с ним на приемах в посольстве, я пришел к заключению, что это человек образованный, общительный и любознательный в лучшем смысле этого слова, но я никогда не замечал ничего такого, что свидетельствовало бы о его желании сотрудничать с нами. Если бы я владел английским несколько лучше и был менее занят, я бы с удовольствием попытаться наладить с ним контакт, но в силу не зависевших от меня обстоятельств у меня не было такой возможности.
Пожалуй, самой загадочной личностью из всех наших осведомителей был Роберт Максвелл, миллионер и промышленный магнат, который в 1991 году таинственно исчез со своей яхты неподалеку от Канарских островов. Как было обнаружено впоследствии, он присвоил себе миллионы фунтов стерлингов из пенсионных фондов своих компаний. За десять лет до этого, в Москве, мне довелось видеть телеграмму, отправленную Поповым из Лондона, в которой описывалась его встреча с Максвеллом. Само по себе это сообщение не представляло особого интереса, но Светанко, заместитель начальника отдела Англии, начертал на послании «Присматривайте за этим старым шпионом».
Я, увидев это, спросил:
— Дмитрий Андреевич, что вы имеете в виду?
— Максвелл — английский шпион, — ответил Светанко. — Он стал служить в английской разведке сразу же после войны, и наше посольство ставит себя в дурацкое положение, затевая с ним игры. Они просто идиоты, если решаются иметь с ним дело.
Это показалось мне странным. Когда я оказался в Лондоне, то узнал, что Максвелл, чех по происхождению, когда-то, давным-давно, был членом парламента, но затем отошел от политики и занялся бизнесом, превратившись со временем в растолстевшего, старомодного капиталиста, грубого со своими подчиненными, за что те, естественно, его ненавидели. Однако, не раз наблюдая за ним со стороны, когда он беседовал с Поповым во время приемов в советском посольстве, я видел, что посол относится к нему с величайшим почтением. Мне рассказывали также, что он стал пользоваться большим авторитетом в Москве, в Центральном Комитете Коммунистической партии, после того как опубликовал в переводе на английский избранные работы Андропова, Черненко и Брежнева. Этот жест Максвелла, естественно, польстил самолюбию советских руководителей.