Следующая станция – смерть

Но вернемся к подкидышу из-под веночков. Дорога к кладбищу у него оказалась неблизкой. Сначала его привезли в вытрезвитель в соответствующем состоянии. Однако, еще живым. А посреди ночи вдруг оказалось, что он почему-то умер. Идиоты из обслуживающего персонала этого «почему-то» очень испугались. Настолько, что перебросили труп через забор соседнего кладбища, не подумав о том, чтобы его хотя бы прикопать. Более того – потеряли по эту же сторону забора старую казенную простыню с печатью. Они в нее покойника заворачивали. Дебилы! Работать не хотят, воровать боятся, в автоинспекции служить – ума не хватает. Пристроились в вытрезвитель.

Начала наша Управа этот факт раскручивать. И посыпались криминальные эпизоды, как перья из казенной подушки. Оказывается, обслуживающий персонал вытрезвителя деньги у пьяных воровал, рукам волю давал, а в женском отделении особенно агрессивных клиенток остригали под нуль. Ну, этими пакостниками не наш отдел занимался. Нам с головой покойника хватило. Привезли его из «Киева-Пассажирского». Документов у него не оказалось. Правда, одежда воняла водкой, и лежал он на первой платформе рядом с депутатским залом в состоянии, которое железнодорожная милиция приняла за «глубокое алкогольное опьянение». Потому что мужчина уже даже не мычал, а только руками отмахивался. Вызвали спецмашину из вытрезвителя. А надо было – «скорую». И немедленно везти в токсикологию. Если бы догадались, беднягу можно было бы спасти. Потому, что токсикология – считай, рядом с вокзалом, – в Калининской больнице напротив Политеха. При случае удалось бы узнать немало интересного, но… Пассажир вместо станции Рубежное отбыл за иные рубежи. А нашему высокому начальству пришлось извиняться перед родственниками и брать на себя все расходы по погребению. Коллектив вытрезвителя, естественно, разогнали, а кое-кого даже посадили. Но мертвого даже это не воскресит. И появился на нашей милицейской совести здоровеннейший «глухарь», поскольку мужик в вокзальном ресторане кроме скромных ста грамм водки принял смертельную дозу яда.

Кто стянул его трудовые сбережения, осталось неизвестным. Персонал вытрезвителя божился, что «его так доставили», транспортная милиция в подтверждение моральной чистоты сбросилась с зарплаты «на покойного». Вокзальные ворюги в тот день на работу не выходили, потому что накануне их хорошенько шуганули по другому поводу. Круг замкнулся. Если бы его в бессознательном состоянии из поезда вынесли, тогда другое дело. Однако поездные воры своим клиентам снотворное подливают не в смертельных дозах. Для них главное, как пишут в протоколах, «довести пострадавшего до бессознательного состояния, чтобы облегчить осуществление кражи». А налить в рюмку то, что выпил гость из Рубежного, – это уже было похоже на убийство с заранее обдуманными намерениями. Кому это нужно?

На памяти уголовного розыска и транспортной милиции пассажиров отправляли в мир иной разнообразнейшими способами: пристреливали, брали на нож, душили веревкой и голыми руками, проламывали голову кастетом, выбрасывали на ходу под откос. Как-то во время бандитских разборок сразу после войны, даже швырнули в купе с конкурентами ручную гранату. Но чтобы человека сознательно травили, да еще химической гадостью, – такого не помнили даже ветераны розыска.