Следующий год в Гаване

– Я обратился к нескольким друзьям, которые занимают высокие посты в судебной системе, и теперь жду, что они мне ответят. Я пытаюсь вытащить его, но это сложно, тем более что мы должны вести себя очень осторожно. Я знаю, что ты боишься, но, Марисоль, тебе тоже нужно быть осторожной. Если они считают, что ты тоже замешана, то одно неверное действие с твоей стороны, и тебя тоже могут арестовать, обвинив в шпионаже, и твое американское гражданство тебе не поможет. Сейчас очень непростые времена.

Он повторяет предостережения, которые я уже слышала от моих двоюродных бабушек.

– Я знаю, что ты хочешь помочь, но ты должна понимать, что мои возможности не безграничны, – добавляет Пабло. – Я вижу, ты сообразительная девочка. Подожди в доме Анны. Когда я что-нибудь узнаю, я сам к тебе приду. И не делай ничего самостоятельно – твое вмешательство только ухудшит ситуацию. Обещай мне, что будешь ждать.

Мне тяжело смириться, но логичная и рациональная часть меня признает его правоту. Если у Анны, Каридад и Кристины хватает сил, чтобы стоически проходить через это испытание, то и я должна вести себя так же.

– Обещаю.

– Этот человек… он важен для тебя?

– Да. С ним все будет в порядке?

– Надеюсь на это, – отвечает дедушка, но меня пугает мрачное выражение его лица.

Следующие несколько часов ползут мучительно медленно. Луис арестован, но жизнь продолжается. Женщины семьи Родригес продолжают готовить еду и принимать гостей. На кухне царит гробовая тишина, нарушаемая случайным скрежетом серебряных столовых приборов по тарелке, стуком, с которым кастрюлю ставят на плиту, и бурлением кипящей воды.

Я запрещаю себе плакать. Слезы сделают меня слабой, а я не могу позволить себе слабость. Бабушка Луиса, его мать, Кристина – никто не плачет. Руки у них дрожат, горло иногда сжимается, но они не позволяют слезам прорваться наружу.

Никто из них не возразил, когда я решила присоединиться к ним на кухне, чтобы помочь приготовить ужин. Ресторан сегодня полон, столики забиты туристами, среди которых канадцы, две австралийские пары и семья из Франции. Кристина и Каридад с мрачными лицами выносят гостям подносы, нагруженные едой.

Больше всего я беспокоюсь об Анне.

Когда две другие женщины выходят к гостям, она позволяет себе немного расслабиться – начинает бормотать молитвы, потирая браслет на запястье, словно четки.

– Может быть, вам стоит прилечь? – спрашиваю я.

Конечно, я не так хорошо готовлю, как Анна, но сегодня на ужин пикадильо[13], а это одно из главных блюд кубинской кухни и одно из тех, что особенно мне удается.

– Спасибо, но нет. Когда я работаю, то отвлекаюсь от навязчивых мыслей.

– Я тоже.

Она протягивает руку и сжимает мою.

– С ним все будет в порядке, – говорит она, прижимая другую руку к груди в области сердца. – Я чувствую это здесь.

Мы продолжаем готовить в тишине. Когда я уговариваю Анну поесть немного, она отмахивается и говорит, что я должна поесть вместо нее. Но мой желудок сжимается от страха и беспокойства, а о еде я даже думать не хочу.

Кристина и Каридад входят и выходят из кухни, возвращаясь к гостям, чтобы их обслужить.

Кто-то стучит в парадную дверь.

Пальцы Анны снова тянутся к браслету.

– Ты пойдешь со мной?

Я молча киваю, не в силах произнести ни слова.

Я беру Анну за руку, и мы вместе идем к двери. Когда мы подходим ко входу, я останавливаюсь.

– Вы думаете, мы правильно поступаем?

Хотя что нам остается? Ждать? Звать на помощь? Я не должна забывать о том, что это Куба. Здесь свои порядки и свои правила. Нет средств массовой информации, которые могли бы осветить подобные злоупотребления. Нет правительства, которому можно пожаловаться. Нет друга или соседа, к которому можно было бы обратиться за помощью. Мы действительно по-настоящему одиноки, и нам ничего не остается, кроме как полагаться на самих себя.

Анна выпрямляется, расправляет плечи и распахивает дверь настежь. По ту сторону стоят Луис и мой дед.

Выглядит Луис просто ужасно. У него распухла губа, на скуле появился свежий синяк, а возле подбородка – порез. Борода его запачкана кровью. Он стоит, сгорбившись, и я понимаю, что пострадало не только его лицо.

Они переступают порог, и Анна закрывает за ними дверь.

Я делаю шаг вперед, чтобы обнять Луиса. Стараюсь прикасаться к нему осторожно, чтобы не причинить еще большего вреда. Я смотрю на его лицо, стараясь понять, нет ли еще ран, которые я не заметила.

– Как ты? – спрашиваю я. – Что случилось?

– Я в порядке, – отвечает он слабым голосом.

Я делаю шаг назад, уступая его Анне, которая с огромной нежностью и любовью обнимает своего внука.

– Ты вытащил его оттуда? – спрашиваю я дедушку. Когда я обратилась к нему за помощью, то не ожидала таких быстрых результатов.

– На текущий момент да. Мы можем где-нибудь поговорить? Где-нибудь в укромном месте?

Анна кивает и ведет нас в маленькую гостиную рядом с входом.

Когда дверь закрывается, дед рассказывает нам остальное.