Следующий год в Гаване

– Потому что это правильно. Потому что он хороший человек, который случайно оказался в таком положении. Он же не сделал ничего плохого. Ты прекрасно знаешь, что происходит на Кубе. Ты знаешь, что Батиста стал параноиком. Ты сам учил нас различать добро и зло. То, что делает Батиста, неправильно.

– Неужели и ты тоже. – В голосе отца звучит глубокая печаль.

У меня перехватывает дыхание.

Он слишком долго молчит. Когда он, наконец, начинает говорить, меня поражает выражение страха в его глазах. Мы никогда не говорим об Алехандро, но теперь я вижу, как сильно отец переживает эту потерю.

Мои родители всегда казались мне необыкновенными людьми. Мама всегда была изысканной и элегантной, а отец излучал силу и власть. Сейчас, сидя за столом, он кажется мне меньше, чем обычно, словно он съежился от страха. Это ужасно – видеть страх в глазах своих родителей.

– Элиза, какое ты имеешь к этому отношение? Ты связана с повстанцами? Неужели это дело рук твоего брата? – Он задает последний вопрос шепотом, словно у стен есть уши. Возможно, в наши дни в Гаване так оно и есть.

– Нет. Я никакого отношения к этому не имею. – Я выдавливаю из себя улыбку и молюсь, чтобы он мне поверил. – Он просто мой друг. На самом деле правильнее сказать, что он друг моего друга. Ничего больше. Я не имею никакого отношения к мятежникам.

– Он что, твой молодой человек? – Его лицо краснеет и приобретает грозное выражение.

– Нет, п-правда, просто приятель. Нас почти ничего не связывает. – Мой голос дрожит, когда я называю его имя, когда я открываю тайну, которую так долго хранила. – У него есть друзья из университета, и их деятельность привлекла внимание Батисты. Он не сделал ничего плохого.

Мой отец внимательно изучает меня, и когда я уже решила, что надеяться не на что, он произносит со вздохом:

– Ты должна быть осторожной. Я знаю все, что происходит в этом доме. Я знаю об отношениях твоей сестры с этим молодым человеком по имени Альберто, я знаю про Беатрис… – Он замолкает. – Сейчас Батиста находится под большим давлением. Он надеялся, что народ будет доволен результатами выборов, но этого не произошло.

– Потому что люди знают, что их обманули, – бормочу я.

Взгляд отца становится жестким, и он рукой ударяет по столу.

– Не думай, что из-за того, что мы так живем, ты вне опасности и на тебя не распространяется внимание Батисты. Ты права. Он боится, а человек, который боится своего народа, становится очень опасным.

– Как ты можешь?

– Поддерживать его? Пожалуйста, избавь меня от своего юношеского максимализма и критики. Как, по-твоему, я могу обезопасить нашу семью? Не нужно приходить ко мне за помощью, а потом осуждать те действия, которые я предпринимаю, чтобы оказать эту помощь. Мятежники ненавидят злоупотребления властью, но кто сказал, что, если бы у них была возможность, они не повели бы себя так же, как Батиста.

Он снимает очки и потирает лицо. Он сидит, сгорбив плечи, словно устал и от этого разговора, и от Батисты, и от всей кубинской политики.

– Я сделаю несколько звонков, – говорит он после паузы, – но обещать ничего не могу. И если я сделаю это, ты тоже сделаешь одну вещь. Какие бы отношения ни связывали тебя с этим молодым человеком, ты их прекратишь. И немедленно. Мой долг – защищать твою мать, твоих сестер, и я не буду защищать тебя, если твои действия поставят под угрозу нашу семью. Ты больше никогда с ним не встретишься. Ты не сделаешь ничего, что может навлечь на нашу семью позор или гнев Батисты. Я понятно изъясняюсь? Если ты меня ослушаешься, то перестанешь быть моей дочерью.

Я откашливаюсь, пытаясь избавиться от застрявшего в горле кома из непролитых слез, страха, паники и стыда.

– Да, сэр.

Резким кивком головы он дает мне знак, что наш разговор окончен.

– Теперь можешь идти.

Мои ноги дрожат. Я иду к двери и мысленно повторяю одни и те же слова.

Пожалуйста, спаси его.

Глава 13

Марисоль

Анна заканчивает свой рассказ и наливает нам еще по чашке кофе. После выпитого эспрессо и услышанной истории я, наверное, сегодня не засну. Я надеялась, что у Анны найдутся ответы на мои вопросы, но, похоже, бабушка скрывала своего возлюбленного даже от самой близкой подруги. Все, что мне удалось узнать – что моя бабушка была влюблена в революционера, но им пришлось расстаться, когда Батиста бросил его в тюрьму. Был ли он освобожден?

– Мне очень жаль, но я не знаю, что с ним случилось, – говорит Анна. – Элиза как-то сказала мне, что один ее друг попал в беду. Когда, несколько недель спустя, я задала ей вопрос о нем, Элиза предпочла сменить тему разговора. Может быть, твои двоюродные бабушки что-то знают?

Если они действительно знают больше о прошлом моей бабушки, почему они до сих пор ничего мне не рассказали?

– Есть еще один человек, который мог бы тебе помочь, – добавляет Анна.

– Кто же это?

– Няня.

– Магда?

Моя бабушка и ее сестры всегда отзывались о ней с нежностью, но, принимая во внимание ее возраст, я и подумать не могла, что Магда до сих пор жива.