Следующий год в Гаване

– Я думаю, легче стало фермерам, которые живут в сельской местности, – продолжает Луис. – При Батисте они были вытеснены на задворки кубинского общества. При Фиделе они по крайней мере получили возможность прокормиться благодаря земле, даже если за это им грозило тюремное заключение. Когда в стране был голод, жизнь в городе становилась настоящим проклятием. Когда я был мальчиком, мы как-то раз поехали в деревню, и друг семьи дал нам немного мяса – он заколол одно из своих животных. Это было незаконно, но еды тогда было очень мало, а мы были очень голодны. На обратном пути в Гавану машина, на которой я до сих пор езжу, сломалась. Я никогда не забуду страх в глазах бабушки и мамы, когда пришли люди, чтобы помочь нам завести ее. Они боялись, что кто-нибудь обнаружит мясо в багажнике.

– А что тогда было бы?

– Пожизненное заключение.

Я ахаю, а Луис лишь пожимает плечами.

– Когда голод настолько силен, что боишься умереть, то готов пойти на риск. На Кубе не всегда было настолько тяжело, но слишком часто нам приходилось выживать в полном отчаянии.

– Твои мама и бабушка, должно быть, очень сильные, раз смогли выжить и вырастить тебя.

Луис улыбается, а его глаза светятся любовью.

– Они просто потрясающие. Два самых сильных человека, которых я когда-либо знал. Бабушка всегда улыбается и очень открыто ведет себя с людьми. Мать более осторожна, но она всегда была рядом со мной.

– А мама никогда не думала о том, чтобы покинуть Кубу вместе с тобой?

– Мы никогда не обсуждали это, – отвечает Луис. – Когда отец был жив, в этом не было необходимости. Семьи офицеров жили относительно хорошо. А еще я думаю, что мама поддерживала идеи режима. Ее семья верила в реформы Фиделя. Изначально мама с отцом тоже разделяли эту страсть, хотя мне кажется, что, когда реальность оказалась совсем не похожа на будущее, обещанное революцией, ее страсть поутихла.

– Не понимаю, как режим смог продержаться так долго в условиях, которые ты описываешь.

– Если я скажу, что все в стране разделяют мои мысли, это будет неправдой, хотя многие чувствуют то же, что и я, – отвечает Луис. – И хотя мы пока еще не можем высказываться открыто, я верю, что нас достаточно, чтобы изменить положение вещей.

Он произносит эти слова с такой убежденностью, что я почти готова с ним согласиться.

– А какие-нибудь реформы Фиделя увенчались успехом? – спрашиваю я.

– Конечно, положение дел в социальной сфере было намного лучше, чем в политической и экономической. Послушай, это не так уж и плохо. Я одобряю некоторые его инициативы, хоть и не все удалось довести до конца. Быть черным на Кубе сейчас немного лучше, чем это было в 1959 году – по крайней мере на бумаге, – добавляет Луис. – Но разве «немного лучше» – это достаточно? Прошло уже почти шестьдесят лет. Насколько сильно изменился мир за это время? Здесь до сих пор имеет значение, к какой расе ты принадлежишь, хотя власти утверждают, что это не так. Большинство изгнанников, которые отправляют деньги своим родственникам в виде денежных переводов, имеют европейское происхождение. Мои чернокожие друзья сталкиваются с трудностями при приеме на работу в туристическом секторе. Без денежных переводов, без доступа к туристической валюте черным кубинцам достаются самые слабые карты из колоды. Но как мы можем определить степень расового неравенства, если режим сознательно его игнорирует? Правительство Фиделя установило равенство мужчин и женщин, но что это значит на деле? На бумаге одно, а реалии повседневной жизни доказывают другое. Мы превозносим Фиделя за то, что за последние шестьдесят лет все стало чуть-чуть лучше, но такого медленного прогресса недостаточно. Фидель был хорош для самого Фиделя и его дружков. Все остальные достойны большего.

Он брезгливо морщится.

– Этот остров разобьет тебе сердце, если ты дашь слабину.

Я думаю о своей бабушке, которая мечтала о потерянной стране, обо всех беженцах и изгнанниках, проживающих в Майами, и я не могу не согласиться с ним.

– А ты когда-нибудь думал о том, чтобы поехать в Соединенные Штаты? Если все изменится и у кубинцев появится больше возможностей?

Вопрос заполняет собой всю комнату, будто огромный слон.

– Не знаю. Я получил свой паспорт много лет назад, когда они наконец-то разрешили нам путешествовать. Мне казалось правильным подстраховаться и сделать это, пока есть возможность, хотя это и обошлось мне очень дорого. Если бы не ресторан, я никогда бы не смог собрать нужную сумму. На Кубе паспорт выдается на шесть лет, но каждые два года его нужно продлевать, а это стоит около двухсот долларов. То есть каждые два года нужно заплатить сумму, равную годовой зарплате, чтобы просто иметь действующий паспорт. Добавь сюда стоимость самой поездки, и ты поймешь, что это почти нереально, если нет поддержки из-за границы или доступа к конвертируемому песо.