Мать Каролины была в бешенстве. Досадно, потому что она частенько приходила ко мне на прием и мы неплохо ладили. Она принадлежала к числу тех по-настоящему приятных пациентов, которые рассыпаются в благодарностях, даже если я ничего особенного для них не сделал. Она была полячкой, и я нафантазировал, что в Польше люди, как и в старину, относятся к врачам с уважением и почтением, чего давно не наблюдается в Великобритании. Беда в том, что наряду со старомодным уважением к врачам она столь же старомодно верила, что девушки должны сохранять девственность до первой брачной ночи.
Правила назначения противозачаточных средств несовершеннолетним однозначны. Девочки младше шестнадцати лет могут принимать противозачаточные таблетки без согласия родителей. При этом они должны осознавать все последствия своего решения. Как врач, я всегда призываю подростков обсуждать этот вопрос с родителями, но если вижу, что девочка в любом случае собирается вести половую жизнь, то, следуя рекомендации, выписываю таблетки. Это правило в 1983 году попыталась опротестовать одна мать-католичка по имени Виктория Гиллик. Она не хотела, чтобы ее несовершеннолетним дочкам давали противозачаточные без ее на то согласия. Дело она проиграла. Интересно, что, хотя подростки младше шестнадцати лет могут выбирать предпочтительный способ лечения, полностью отказаться от медицинской помощи они не вправе. Например, если у пятнадцатилетнего подростка будет аппендицит и понадобится операция, но он откажется от хирургического вмешательства, окончательное решение принимают родители.
Я довольно часто выписываю противозачаточные таблетки пятнадцатилетним девушкам. Некоторые считают, что тем самым я поощряю раннее начало половой жизни. Но насколько я могу себе представить, подростки подвержены влиянию друзей, музыки, телевидения и журналов, а отнюдь не чудаковатых тридцатилетних врачей с плохой прической и в брюках из «Маркс энд Спенсер». Позднее девушка может пожалеть, что первый сексуальный опыт случился у нее слишком рано, но куда больше вреда ей причинил бы аборт или рождение ребенка.
Гораздо сложнее принять решение, когда девушке четырнадцать, а то и тринадцать лет или если ее парень намного старше. Тут нет четкой грани. Если бы парню Каролины было шестнадцать или семнадцать лет, то, полагаю, все было бы нормально. А если двадцать или двадцать пять? Когда мне следует нарушить врачебную тайну и позвонить в полицию или службу соцзащиты? В подобных ситуациях сложно поступить правильно, но семейные врачи сталкиваются с ними ежедневно. Допускаю, что врач с твердыми религиозными убеждениями либо тот, у кого есть дочь подросткового возраста, может совершенно по-другому относиться к этому вопросу.
Однако вернемся к маме Каролины. Я был в некотором замешательстве. Мне хотелось рассказать ей, насколько благоразумна ее дочь, а заодно отметить, что она так и не взяла таблетки в аптеке, и это свидетельствует о ее зрелости. Но я не мог разглашать врачебную тайну, поэтому только объяснил, что по закону имел право выписать Каролине противозачаточные. Вместе с тем я с пониманием отнесся к тревоге ее матери. В пятнадцать я тоже ощущал себя взрослым, хотя на самом деле был еще ребенком. Я не занимался сексом в пятнадцать лет, но не по своей воле. Прыщавая кожа, безвкусная одежда и дурацкая склонность краснеть, а потом, заикаясь, нести полную чушь, стоило в пределах десятка метров показаться какой-нибудь девушке, совместными усилиями сохранили мне девственность вплоть до совершеннолетия. Может, в будущем я и поменяю свое мнение, но сейчас у меня стойкое чувство, что как раз в районе пятнадцати лет подростки начинают проявлять повышенный интерес к сексу. Они так или иначе будут совершать ошибки и наверняка пожалеют о некоторых своих решениях, но, если мои юные пациентки достигнут двадцатилетия, не забеременев и не подхватив венерическое заболевание, это, пожалуй, будет означать, что я все делаю правильно.
Важный урок
Ли было тридцать шесть, и он только что вышел из тюрьмы. Он должен был стать моим последним утренним пациентом, но прием был назначен на двадцать минут первого, а Ли появился лишь к половине второго, когда я уже собрался отправиться на вызов, после чего пообедать. Сидя в кабинете, я слышал, как Ли грубит администратору, которая пыталась объяснить, что немедленно попасть к врачу не получится. Я не мог не выйти и не поддержать ее.
– Это вы врач? Не примете меня по-быстрому? Мне нужно что-нибудь успокоительное.
– Вы опоздали больше чем на час, так что вам придется заново записаться, чтобы я или другой врач мог принять вас сегодня после обеда.
– Ну а не могли бы вы просто дать мне что-нибудь, чтобы крепче спать?