Следы

Ирен снова завяла, перестала всех любить, смеяться и совершать достойные поступки. В пятницу она разбила чашку Споуд. Тетушка Грасия очень плакала. Ирен сказала, какой смысл так убиваться по чашке, когда дома есть намного более симпатичная хэливенд, и что в одном универмаге Портленда сейчас как раз рекламируют скидки на китайские чашки хэливенд, а еще соусницы по восемь центов. Она сказала тетушке Грасии утереть слезы и что она пошлет девяносто шесть центов, чтобы им привезли целую дюжину. Не кажется ли это странным, что кто-то, даже Ирен, не понимает настоящую Споуд? Должно быть это говорит о ее темном прошлом.

Именно так говорят о людях, способных сделать то, что сделала вчера Ирен. Она попросила Олимпию отдать им с Кристофером комнату, в которой живут дядя Финеас с Олимпией. Олимпия была так удивлена, что забыла притвориться глухой. Кроме удивления она еще и очень сильно разозлилась и изумилась, и испытала еще несколько разных чувств. Думаю, она и сама не разобралась, что же все-таки ощутила.

Тетушка Грасия спросила, что же Олимпия ответила Ирен.

Оказалось, что Олимпия сказала Ирен, что ей кажется, что комната дедушки выглядит, возможно, еще более привлекательно; и что, раз дедушка в своей комнате живет уже очень давно, то наверняка он от нее устал больше, чем они с Паном от своей. Она подтолкнула Ирен сделать дедушке предложение обменяться комнатами.

Тетушка Грасия отложила ступку и выбежала из комнаты. Когда вернулась, она была зла и смеялась. Она сказала, что поймала Ирен на пути к дедушкиной комнате.

Олимпия вздрогнула в своей утонченной иностранной манере, которую так обожает Нил, и спросила, почему тетушка Грасия ее остановила. Олимпия заявила, что сейчас самое время для дедушки увидеть настоящую юную леди во всей красе.

Такие странные эти слова, не правда ли, дорогая? Само по себе слово «юная» звучит очень приятно; и «леди», хотя и уступает в очаровательности, все равно звучит весьма уважительно и невинно. Но вот если произнести их вместе, как это делает Олимпия, то получается оскорбление. Нил говорит, что с людьми так же. Говорит, что если взять милую девушку и уважительного безупречного мужчину и поженить их, то результат выйдет анекдотичный или оскорбительный, а может даже доведет до несчастья или преступления. Но, как я уже сказала, Нил превращается в какую-то ящерицу.

Олимпия спросила, как тетушке Грасии удалось остановить Ирен. Она загадочно ответила (да, это именно то слово, я специально посмотрела в словаре):

— Шантаж.

Олимпия рассмеялась одним из своих шумных заливистых смешков и ушла, потому что вся кухня была в пару, и находиться там было неприятно. Не знаю, поняла ли она, что имела в виду тетушка Грасия под словом «шантаж». Я поняла. Тетушка Грасия не знала, что я поняла.

Ирен мне все об этом рассказала. Ее первый муж, чье имя Арчи Биггли (так плохо звучит?), все еще без ума, преданно, горячо и нежно в нее влюблен. Он импортер, и когда она вышла замуж за Криса, находился в Бразилии. Сейчас он вернулся в Нью-Йорк. Он узнал о втором браке Ирен, и где она живет. Он пишет ей страстные письма. Даже больше; но не важно, думаю, что тебе это не очень интересно. Ирен до дрожи боится, что Крис узнает об этих страстных письмах. Она рассказала мне, потому что ей нужно было кому-то это рассказать. Не знаю почему, но она рассказала тетушке Грасии. Думаю, что Крис не узнает о письмах. Уверена, что они будут его раздражать. В последнее время он и так стал очень раздражительным, и это сказывается на его здоровье. Думаю, что он расстроен из-за Нома и золотой жилы.

Безмерно люблю вас с Грегом,

Люси

II

25 июня 1900

Дорогая, любимая Джуди,

Думаю, что очень мило с твоей стороны жалеть Ирен и сравнивать ее с Руфью[14], скучающей по дому и стоящей посреди чужого пшеничного поля. А вот Нил со мной не согласен. Он сказал, что неуместное сожаление — печать сентименталиста, и что все, кому может быть жаль Ирен на К‑2, могут с таким же успехом жалеть Калькуттскую чёрную яму[15] из-за того, что в ней было так много людей. Я рассказываю тебе о мнении Нила не потому, что считаю его очень остроумным, а потому что боюсь, что это правда.

Думаю, что если тебе действительно сейчас хочется пожалеть кого-то конкретного, то лучше всего пожалеть Кристофера, потому что он единственный здесь, кто так сильно любит Ирен. Не любить и не быть любимым дает человеку удовлетворительное чувство отдаленности. Знаешь, мы были такими несчастными, когда думали, что Чтотка убивает кур; но когда узнали, что это койот, а не Чтотка, то тут же с наших плеч свалилось это тяжелое, гнетущее чувство. Хотя полагаю, что если бы мы все хорошенько обдумали, как велит нам дедушка, мы бы поняли, что курицам, настоящим страдалицам этих событий, было все равно, пес их убивает или койот. И вот по этой аналогии мы на ранчо К‑2 сейчас как раз на месте этих кур. Потерять К‑2 — немного хуже чем, смерть, как ты думаешь?