Следы

Теперь перейдем к красавцу Кристоферу. Крис — подлый эгоист, ленивый как пес, слабый как вода, да еще и тщеславен. Ладно. Но когда дело доходит до убийства… Да он причастен к нему не больше, чем дедушка или Люси, даже смысла в этом копаться нет. Крис уже довел отца до полусмерти своими тревогами — усердно работал над этим целых полгода. Но, хотя и в своем стиле, нельзя отрицать, что Крис любил отца. Крис бы не пристрелил его даже если бы у него была на то самая веская в мире причина. Мы это знаем. И так же мы знаем, что сейчас Крису как никому нужен был живой отец, чтобы извиниться перед ним за продажу К‑2 и подарить нам ранчо поменьше. Смерть папы поставила жирный крест на планах Криса.

Олимпия. Она тщеславна и манерна, и так же, как и все обычные люди, постоянно совершает обычные ошибки. Но может ли хоть одно живое существо в здравом уме предположить, что Олимпия может застрелить умирающего котенка, чтобы избавить его от мучений? Если бы Крис все продал, как он нам грозился сделать, способность отца построить для нас новый дом была для Олимпии лучшим и единственным шансом избежать богадельни, о которой она постоянно говорит в последнее время. Олимпия любила Отца.

Тетушка Грасия. Она уже столько лет повернута на этой своей дурацкой религии. В последнее время она вся какая-то кислая, как и мы все, оттого, что перетруждаемся и слишком много волнуемся. Но любой, кто даже прошепчет слово «убийство» рядом с именем тетушки Грасии, может называться лжецом и неистовым дураком, и я это знаю, и ты это знаешь, и все, кто когда-либо ее видел, знают это. Даже то, что я это пишу, заставляет меня злиться. Тетушка Грасия любила отца.

Ирен. Это одно из самых убогих существ, которых мне когда-либо приходилось встречать. Именно она стоит за всей этой суматохой с продажей ранчо — она вынудила Криса пойти на это. С самого первого дня в нашем доме она приносит одни беды. Я ненавидел ее, как камень под седлом. Я и сейчас ее ненавижу. Отчасти из-за того, что я знаю, что она бы не решилась на убийство… просто не смогла бы его организовать. На это способен только сообразительный, решительный и чертовски ловкий человек. А Ирен — первосортная идиотка. Она болтушка и трусиха. Теперь расскажи мне, как женщина, которая боится корову, пойдет в комнату и застрелит человека? Вот именно. Если бы она хотела убрать отца, то скорее всего воспользовалась бы медленным ядом. Но у нее нет ни одной причины убивать отца. Она не любила ни его, ни кого-либо еще. Но он ей нравился; она ничего не могла с этим поделать. Три месяца назад отец оставил последние попытки отговорить Криса от продажи К‑2. Ирен живой отец нужен был по той же причине, что и Крису: его плохое здоровье как предлог для продажи земли.

Остальными людьми, бывшими в доме в понедельник ночью, являемся мы с Люси. Миссионеры, гостившие на К‑2, уехали еще рано утром в понедельник, а старина Донг Ли поехал с ними в Портленд — к дантисту.

Черт меня дери, если я сейчас начну защищать Люси. Нил Квилтер этого не делал. Я это знаю. Остальные могут и не знать. Если бы я был кем-то из них, я бы заподозрил Нила Квилтера, и была бы на то весомая причина.

Прочти это, Джуд. В последнее время у меня было множество причин думать, что отец сходит с ума. Он сдается и позволяет Крису продать наш дом. А потом еще и это крещение. Люси писала тебе о нем. Отцовское объяснение ее удовлетворило. А меня нет. Отец не был дураком. Тогда, положим, я точно знал, что отец скорее бы сам умер, чем стал бы жить с промытыми мозгами (хуже, чем смерть). Положим, я знал, что отец скорее умрет, чем даст имени Квилтера оскверниться сумасшествием?

Да, он бы скорее умер. Ты знаешь отца и деда и их «десятью поколениями здравомыслящих и здоровых мужчин и женщин». Ладно. Я достаточно умён и смел, чтобы спланировать и совершить это.

Прочти. Смерть отца не выгодна никому из нас. Вот если бы Крис умер, то мы бы спасли Ранчо К‑2. Поскольку у Криса нет детей, Ранчо перешло бы дедушке. Вот, и отец с Крисом недавно обменялись комнатами. И мы все постоянно их путали. Особенно я. Когда отца застрелили, Ирен была внизу в гостиной. Положим, я собирался пробраться к Крису и убить его и был настолько взволнован — думаю, я был бы очень взволнован, — что снова перепутал комнаты. Предположим, что я увидел в постели мужчину и выстрелил в него, думая, что это Крис. Так что, положим, я собирался убить Криса, а по ошибке убил отца.

Я единственный член семьи, у кого хватило бы бесчувственности сделать это. Или злости. О, странно, как мы готовы защищать драгоценных себя своей преданностью Ранчо К‑2. Совсем недавно я сказал Люси, что не остановлюсь ни перед чем, даже перед кровопролитием, чтобы спасти наш дом. Я сказал это. И имел в виду именно то, что сказал. Должно быть, у меня в голове мелькала мысль об убийстве — или потенциальной возможности убить, — чтобы озвучить такое.