Следы

У нас больше не осталось денег, чтобы послать ответ. Нил говорит, что думает, что дядя Финеас отправился в очередное разведочное путешествие. Это странно, потому что сегодня утром Олимпии пришло письмо из Портленда. Я сама взяла в руки конверт, чтобы рассмотреть марку.

Нил думает, что дядя Финеас написал несколько писем и оставил их у доктора Джо, чтобы создать видимость переписки. Дядя Финеас может. Тот факт, что Олимпия послала ему свой гранат, чтобы его там почистили, и что в ответном письме о нем ничего не упоминалось, может быть доказательством к предположению Нила. Теперь Олимпия написала, чтобы он продал вместо граната сервиз.

Тетушка Грасия собирается продать серебряный чайный сервиз прапрапрабабушки. Он же ей принадлежит. Олимпия говорит, что турецкие ковры принадлежат дяде Финеасу с того самого дня, как он построил имение в Вирджинии. Она собирается заставить его продать их. Она думает, что на вырученные деньги вы с Грегом еще долго сможете относительно спокойно жить. Тетушка Грасия надеется, что ее возьмут на работу учительницей. Она охотится за старыми книгами, чтобы освежить знания к экзаменам. Нил планирует остаться здесь и работать только на себя, если потребуется. Дедушка подаст заявление на пенсию. Это будет приносить около семнадцати долларов в месяц.

Тетушка Грасия только что зашла и просит ей помочь, так что мне пора. Милая, я очень-очень сильно люблю вас с Грегом.

Люси

II

21 сентября 1900

Дорогая, милая Джуди-Пуди,

Если ты уже проработала какую-то особую вещь, которую нужно сказать или сделать, чтобы подготовиться к шоку, то лучше сказать или сделать это прямо сейчас. У меня есть очень плохая новость.

Стресс и переживания последних месяцев вкупе с болезнью, а до кучи еще и новостью о продаже К‑2, лишили отца душевного равновесия. Но совсем немного, Джуди, милая. Не так, чтобы кто-то из нас это заметил. Правда-правда. Мы даже и не подозревали об этом до того, как случилось несчастье. Если бы не оно, мы бы так и не узнали. Но он такой же, как обычно. Правда, Джуди. Может только немножко милее и добрее — но во всем остальном ничего не изменилось. Так что, когда думаешь о нашем дорогом и любимом папе, представляй его таким, каким он был в день вашего с Грегом отъезда в марте. Если бы ты прямо сейчас вошла к нему в комнату, ты бы не заметила никаких изменений. Правда, Джуди, ничего бы не заметила. Но, милая, правда в том, что отец стал силоамитом. Но только, Джуди, быстро вспомни, пока тебе не стало дурно или что-то в этом роде: отец все тот же замечательный человек.

В среду к нам в гости приходили два приятных молодых миссионера, мистер Кордингер и мистер Уитмор. Поскольку они ничего не знали о наших проблемах и просто радостно и интересно с нами беседовали, их приход стал для нас практически благословением. Даже несмотря на то, что они промыли нашему дорогому папе мозги, все равно было очень приятно их видеть. Они остаются у нас в комнате на чердаке где-то на неделю. Ты знаешь, что они никогда никому не навязывают своих религиозных взглядов и даже никогда никого не приглашают присоединиться к их церкви; так что я никак не могу понять, как им удалось заарканить отца.

Сегодня, когда они с тетушкой Грасией и дорогим отцом отправились к Квилтер-Ривер, мы и подумать не могли, что с папой что-то не так. Джуди, когда они подъехали к реке, отец позволил им себя крестить прямо в ней. Они все приехали домой и, не торопясь, нам все рассказали.

Зная нашего отца и зная его отношение к даже менее декоративным нонконформистским религиозным течениям, этот поступок мог означать только одно. Но я еще не набралась смелости обсудить это ни с кем, кроме Нила, даже с дедушкой.

Нил говорит, что за всем этим стоит что-то нехорошее, вроде шантажа. Говорит, что и Кристофер тоже так думает. Если Кристофер и вправду так думает, то очень странно, что он сейчас поехал в Квилтервилль отправить доктору Джо телеграмму с приглашением проведать отца.

Я не верю, что это был шантаж. Эти двое молодых миссионеров одни из тех, кого дедушка называет чистыми, нравственными ребятами. А если они негодяи, то как им шантажировать человека вроде нашего дорогого отца, ведущего идеальную жизнь?

Джудит, милая, кажется, я сейчас не могу больше писать. Если бы я отыскала какое-нибудь утешение, я бы с тобой им обязательно поделилась. Но пока я ничего не нашла. Мне нечего дать тебе, кроме своей любви.

Люси

III

22 сентября 1900

Дорогая, любимая Джуди,

Если бы я только не отправляла тебе вчерашнее письмо! Или если бы я только не потратила все свои с Нилом деньги на телеграмму дяде Финеасу, я бы смогла телеграфировать тебе не читать это письмо, прямо как сделал Кристофер, когда, будучи в университете, написал нам о своем решении убить себя, а затем передумал.

Мы с Нилом обнаружили, что отец не сумасшедший и ни на мгновение таким не становился. Сейчас я уже могу писать это слово. Вчера не могла.