Следы

А дядя Финеас остался в Портленде. Даже несмотря на то, что он не прожигает там деньги, а навещает доктора Джо, мне кажется странным, что он так долго остается в городе. Олимпия очень злится из-за этого. Но злится она великолепно — не так, как все, а с достоинством и высокомерием. Думаю, ей так хорошо это удается потому, что она во всем винит Ирен, а не дядю Финеаса. Она уверена, что ни один человек в здравом уме не станет оставаться с Ирен на одном ранчо, если у него есть возможность побыть в другом месте. Думаю, что она еще может винить Криса, потому что он несет за Ирен ответственность. Но нет. Она его жалеет. Это, конечно, еще хуже, чем осуждение. Но хотя бедный Крис заслуживает, чтобы его пожалели.

Джуди, милая, он просто оторопел, когда узнал, что Ирен с отцом обменялись комнатами. Он спустился вниз один и выглядел вяло, как мутная фотография.

— Дик, старина, — сказал он отцу, — мне очень жаль за этот скандал наверху. Не то чтобы Ирен очень эгоистична. Она самое щедрое в мире создание, правда. Она просто не понимает…

Отец сказал, что конечно она не понимает, так же, как и он сам. Сказал, что не знает никакой традиции, которая запрещала бы членам семьи обмениваться комнатами, особенно когда этот обмен выгодный.

Он может быть выгодным для Ирен. Всех остальных это раздражает. Дюжину раз на дню, начиная с утренних полотенец и заканчивая вечерними лампами, кто-нибудь из нас да ошибается комнатой. Мы стоим и стучим в дверь комнаты, в которой сейчас живет папа, думая, что там могут быть Ирен или Кристофер. И поскольку мы знаем, что отца днем никогда нет, мы заходим без стука в его комнату и застаем Ирен с Кристофером в самом унизительном положении.

Отец и сам забывает. Недавно он вышел из ванной — был очень уставший — открыл дверь своей старой комнаты и вошел туда. Он вошел так тихо, в тапочках, что Ирен его и не заметила. Она была в комнате одна и испугалась (она сказала, что это отчасти было оттого, что никогда до этого не видела отца в халате). Она кричала и кричала, и кричала. Она кричала и ее «стукнул сердечный приступ». Крис был в ярости, а бедный папа оторопел от ужаса, что довел леди до такого состояния.

Во время «сердечного приступа» Ирен сказала, что в любом достойном доме на дверях установлены замки. В среду тетушка Грасия поднялась на чердак, отыскала ключи от дверей, почистила их с «Sapolio» и вставила в дверные замки. Но никто, кроме Ирен, так и не стал ими пользоваться. Нил неплохо пошутил насчет этих ключей. Сказал, что они открыли новую эру на Ранчо К‑2. Он даже сочинил песенку под названием «Квилтеры в ключах» и наложил ее на мелодию «Приведения в пучках» и теперь ходит периодически ее напевает себе поднос.

Шлю вам с Грегом свою любовь, милая.

Люси

ГЛАВА IX

I

10 сентября 1900

Милая Джуди,

Думаю, что Кристофер все-таки собирается продать ранчо К‑2. Кажется странным и, возможно, неправильным, что такая личная катастрофа полностью перекрывает ужас в Галвестоне[17], произошедший позавчера. Но это так. Думаю, что Кристофер решил до конца выжать из нас все наше мужество, и рассказал нам об этом вчера, как раз когда мы все переживали за галвестонских пострадавших. Кажется, он подумал, что наша собственная проблема на этом фоне покажется пустяком. Но нет.

Когда мы оплатим все долги, у Кристофера в итоге останется около 9000$. Если Ирен возьмет себе половину, то дедушке, отцу, Олимпии, дяде Финеасу, тетушке Грасии, тебе, Грегу, Нилу и мне останется 4 500$.

Кристофер говорит, что на эти деньги мы сможем купить милую ферму в Долине Уилламетт и начать все сначала. И что это будет даже лучше, потому что наше ранчо слишком большое, отец с Нилом по нему не справляются, особенно с тех пор, как папе стало хуже.

Да, правда, Кристофер утверждает, что одной из главных причин продажи является здоровье отца. Он думает, что это нечестно, когда один отец работает, чтобы раздать все долги. Если отложить в сторону чувства, связанные с этой землей, говорит Кристофер, то участок поменьше и без долгов будет намного лучшим выходом для всех нас. Однако он так же говорит, что не собирается принимать никаких поспешных решений или противоречить нашим желаниям. Предложение действует шестьдесят дней.

Никто ничего не говорит. И никто ничего не скажет. Я имею в виду, вообще ничего. Ни единого слова. Ни «Да, Кристофер», ни «Нет, Кристофер». Думаю, что дядя Финеас мог бы что-то сказать, если бы был здесь. Дядя Финеас пропал.

Только мы с Нилом знаем об этом. После того, как Кристофер озвучил нам свою новость вчера утром, мы с Нилом поехали в Квилтервилль. Мы послали телеграмму дяде Финеасу через доктора Джо. Нилу пришлось рассказать мне о своих намерениях, потому что он одолжил мои карманные деньги, чтобы отправить телеграмму. Мы оставались в Квилтервилле несколько часов в ожидание ответа. Ответ пришел от доктора Джо. В телеграмме говорилось: «Финеас не здесь. Честное слово. Не о чем беспокоиться. С ним все в порядке. Джо».