Верил ли сам Катлубай в Христа? Многие упрекали его, мол: «Вера твоя поддельная, и храмы твои на ворованные деньги построены». Сам Катлубай никогда не скрывал: «Да, я украл золото на первые свои мельницы и храмы, украл у тех, кому верою и правдой служил много лет, ещё когда был мальчишкой. Но воровал я, чтобы строить, а строил ради Христа. И в этом моя вера. Моя правда». И не было человека во владениях Жирякова, который бы не знал эту речь наизусть. Слово в слово баритоном на чисто русском языке произносил Катлубай эти слова на открытиях храмов, мельниц и фабрик, и на великих праздниках, да и просто, когда был пьян, или разгневан.
…Как-то в середине апреля, на Великий пост, в дом Катлубая постучали. Рабочий с фабрики, весь красный, без шапки и в стоптанных косолапых валенках заикаясь и беспрерывно крестясь, рассказал барину о том, что его любимая церковь, белокаменная, стоящая на вершине склона, уже минут десять горит. А как тушить её, никто не знает.
Катлубай оттолкнул рабочего в снег и сам в чём был – в халате, босиком – побежал на пожар.
На пожар сбежалось всё село. Люди молчали, наблюдая, как из церкви валит дым. Пламя уже охватило купол. Что-то знакомое показалось Катлубаю в этом пламени, извивающемся вокруг креста и иногда облизывающем его, отчего крест становился красным и вспыхивал, как вспыхивал обычно на заходе солнца. Может быть, поэтому все молчали? Любовались?!
От созерцания прекрасного огня толпу отвлёк только Жиряков и то, когда пошёл в церковь. Перед входом, как подобает, перекрестился три раза, ниже обычного кланяясь до земли.
– Ой, с ума сошёл хозяин! Да чёрт с ней, другую построим! – Заорали бабы и мужики, орали они с добрыми намерениями, но, если кланяясь иконе над воротами церкви, Катлубай ещё думал: рисковать – не рисковать, то теперь услышав «Чёрт с ней», зарделся, как мальчик, и как тогда, когда увозили в Екатеринбург солдаты его семью, он с психу прыгнул с моста, так и сейчас со злости на себя и на окружающих влетел в горящий храм. Люди на улице попадали на колени. Тишина овладела всем и вся, слышался только треск сгорающих внутренностей церкви.
– Жиря! – Вдруг крикнул мальчик и побежал на встречу Катлубаю. Жиря, так называли в разговорах между собой Жирякова рабочие и их дети, чёрный с головы до пят вышел из церкви, выкашливая дым клубами, как паровоз. В руках он держал икону. Это был образ Божьей Матери «Знамение».
И упали люди, стоящие на ногах – на колени, а стоящие на коленях лбами стали бить в землю… И завопили, и зарыдали, и застонали.
– Боже праведный, Иисус наш Христос, чудо-то какое! Это как же?! Слёзы стекали с блаженных лиц в снег, но тот не таял, и слезинки, как бисер по ковру, раскатывались по округе.
Люди приняли за чудо не то, что Котлубай уцелел в огне. Дело в том, что икона, которую он вынес, уже лет десять была покрыта чёрной копотью, и чем только ни чистили икону, и как только ни молились, Божья Матерь всё оставалась под чёрной коркой. И вот, наконец, сельчане увидели, как выглядит Она, по легенде спасшая в своё время сотни домов от пожара, и у которой сейчас просили люди защиты от огня.
Храм от пожара икона Божьей Матери «Знамение» не спасла. Катлубай хмуро провожал языки пламени, отпрыгивающие от всех церковных куполов и ускользающие в небе. После очередной такой вспышки провалилась кровля, ещё одна вспышка – и купола разом рухнули в огонь, внутрь церкви. Жиряков в этот момент почему-то пожал плечами, хотел что-то сказать, но не смог, только наклонился к снегу, взял его немного на ладонь и начал протирать вынесенную из огня икону. Божья Матерь просияла и просияли лица людей и самого Катлубая. Он опять пожал плечами и, крепко держа икону, зашагал домой, мягко ступая голыми ногами на хрустящий покров.
Храм отстроили в тот же год, уже к осени. Он и сейчас стоит в одном из сёл Урала и икону Божьей Матери «Знамение» там почитают особо.
А Жиряков после этого случая прожил ещё несколько лет. Ушел внезапно, никого не мучая. Говорят, завещал себя сжечь, но просьбу эту не исполнили, похоронили все-таки по православному обычаю.
На могилу Катлубая часто приходили люди, молились за упокой его души и… разжигали костры. Сельчане помнили, больше всего в последние годы своей жизни барин любил подолгу смотреть на огонь.
Безумцы
Фрагмент романа «Завтра стану богом»
16:00