Широков встал, с хрустом потянулся и поспешил в ванную, чтобы успеть принять душ. Горячая вода быстро привела его в чувство, вернулись бодрость и желание действовать. Укоризненное лицо Эльзы отодвинулось далеко-далеко, в тихую запредельность.
– Прости, – непонятно кому сказал Павел. – Яне хотел.
Он наскоро вытерся, натянул шорты и вышел в холл. Охранники – Сева и Давид – играли в карты.
– Доброе утро, Павел Иванович, – поспешно вскочили они при виде хозяина.
Широков кивнул головой, предупредил их о Багирове.
Тот не заставил себя ждать, явился чисто выбритый и улыбающийся, как будто не просидел в офисе до пяти утра. Вечером поступил звонок от неизвестного, что ночью будет совершено вооруженное нападение именно на это помещение. Багиров немедленно поднял на ноги ребят из «Ареса», приехал сам, – ждали, пока не начало светать.
«Ложная тревога, – устало сказал командир взвода военизированной охраны, когда сквозь жалюзи забрезжила тусклая городская заря. – Нервы мотают, суки… Дождутся, пока мы выдохнемся, и тогда ударят по-настоящему. Я их тактику еще в Чечне изучил».
«Думаешь, это чеченцы?»
«Да нет… – махнул рукой охранник. – Сейчас все грамотные стали. Не разберешь, где кто».
В пять утра Багиров дал отбой, оставил на Тихвинской пару ребят и поехал домой переодеться, помыться, повидаться с женой. Она ничего не спрашивала, наученная горьким опытом, подогрела завтрак, села рядом и смотрела, как он ел. Отпуск, который они собирались провести в Одессе, отодвигался на неопределенное время.
«Плюнь ты на все, Боря, – заплакала жена, когда он, стоя в прихожей, надевал под пиджак кобуру. – Зачем нам эти деньги, если мы света белого не видим? Поедем в Одессу, к твоей маме…»
«Ну да, – усмехнулся Багиров. – Это ты сейчас так говоришь».
Он помнил выражение лица Лиды, когда приносил ей майорское жалованье. И то, какими глазами она смотрела на соседку в норковой шубке, подаренной любовником. Его не проведешь. Жена уже привыкла к хорошей, сытой жизни и на другое вряд ли согласится. Это она сгоряча слезы льет, от страха, что одна может остаться. Детей у них нет и уже не будет. Багиров считал, что так даже лучше, – по крайней мере, если с ним что случится, сирот он на этой земле не оставит. Он и сам не хотел уезжать. Успел привыкнуть к своей новой беспокойной жизни, к Широкову, к ребятам и, что греха таить, к весьма приличным деньгам.
По дороге в Колокольников переулок он продолжал думать о женщинах. Какие они все разные и странные создания. Его Лида – далеко не худший вариант. Когда-то ему казалось, что они любят друг друга, но только сейчас он стал достаточно зрелым для осознания собственных заблуждений. Не только в отношении Лиды. Он понял, что многое упустил, многого так и не постиг в этой жизни. Может быть, еще успеет? Хотелось бы…
– Задумчивый ты какой-то, – заметил Широков. Он стоял в одних шортах, босиком на китайском ковре и улыбался. – Тоже страшный сон видел?
Багиров усмехнулся, любуясь его развитым, сильным телом, в котором дремала не пробужденная энергия хищника.
– Мне даже заснуть-то не удалось.
– Чего ты на меня уставился, как на девку? – удивился Широков.
– Красивый ты мужик, Павел Иванович, – сказал Багиров. – Ну просто до неприличия!
Широков слегка смутился.
– Тихо ты… – пробормотал. – Ребята услышат… черт знает что подумают.
Они расхохотались до слез, освобождаясь от накопившегося за ночь напряжения. Потом отправились в кабинет, поговорить.
– На Тихвинской все спокойно, – сообщил Багиров. – Зря просидели до утра. Ложная тревога.
– А как насчет кинжала? Что эксперты сказали?
– Боюсь, придется тебя разочаровать. Все, к кому я обращался, ничего существенного сказать не смогли. Кто изготовил кинжал, когда? Никто понятия не имеет. Сходятся только в одном – вещь дорогая и вроде как старинная, рукоятка стилизована под рыбу, выполнена из халцедона; лезвие острое, из сплава высочайшего качества, с орнаментом восточного типа. Работа тонкая, по всему видно, делал мастер.
– Выходит, кинжал не простой?
– Выходит, – кивнул Багиров. – Такую вещь у тебя в квартире не случайно оставили. С намеком. Чтобы ты подумал и
– О чем?
– Я не знаю, – развел руками начальник службы безопасности. – Это только ты можешь знать.
Широков закрыл глаза и с силой потер виски.
– Черт! Голова разболелась… Ума не приложу, о чем мне может говорить этот кинжал? Я уже и так, и сяк прикидывал – ничего не получается. А главное – при чем тут Эльза? Она давно мертва.
– Ну… фотографию могли проткнуть с целью вывести тебя из равновесия, разозлить, заставить потерять голову, вести себя безрассудно, неадекватно. Кто-то именно этого и добивается.
– Зачем? Что ему или им нужно? Пусть бы прямо сказали.
Багирову хотелось курить, но он терпел.
– Мы топчемся на месте, – сказал он. – Ребят из «Ареса» напрягли, свою охрану напрягли, полицию напрягли… А толку? Тычемся в разные стороны, как слепые котята. Я уже, грешным делом, воспользовался старыми связями. Впустую… Все в недоумении.
– Безвыходных ситуаций не бывает, – возразил Широков.