Следы и тропы. Путешествие по дорогам жизни

Оленей становилось все меньше, ареал их обитания постоянно сокращался, поэтому правила постоянно ужесточались, а дворяне создавали парки для защиты своих оленей. Естественно, простые люди были недовольны новыми ограничениями. В 1524 году три человека пробрались в один из таких парков, разрубили на куски двух молодых оленей, вырвали двух оленят из утроб их матерей и оставили туши на месте преступления. Очевидно, что это было сделано в порыве безумной ярости. В устном народном творчестве и литературе того времени превозносились деяния таких браконьеров, как Адам Белл, Джонни Кок и, конечно, Робин Гуд. Знаменитый разбойник из Шервудского леса (королевского заповедника площадью в сто тысяч акров) и его веселые люди олицетворяли собой одновременно бунт и идиллию. На обед они ели пирожки с олениной и сладким мясом. Они ловко уходили от преследователей, потому что прекрасно знали местность и передвигались по тайным тропинкам, словно призраки. За жизнь Робина Гуда была назначена награда, которая называлась «волчьей головой», потому что обычно ее выплачивали за убитого волка. Бедняки восторгались его борьбой против (помимо всего прочего) излишеств спортивной охоты, в то время как дворяне высмеивали и презирали всех, кто охотился ради выживания, а в наши дни был бы назван браконьером.

Британцы в конце концов принесли эти нравы в Новый Свет и потому осуждали коренных американцев за их «дикие» методы. Увидев популярную туземную технику охоты, называемую охотой из засады – это когда охотники находят сезонные пути миграции копытных, таких как карибу, а затем ждут появления своей добычи, – знаменитый британский охотник Фредерик Селус написал, что он почувствовал «полное отвращение ко всему этому делу. В первую очередь потому, что сидеть часами на одном месте, поджидая дичь, – это не охота, хотя при благоприятных условиях она может быть весьма результативной, и такой вид спорта не привлек бы меня ни при каких обстоятельствах».

На фундаменте этого снобизма, дополненного определенными этетическими представлениями и стремлением сохранить дикую природу, возник так называемый кодекс спортсмена, который осуждал убийство самок и молодых оленей, не поощрял охоту ради прибыли и запрещал круглогодичную охоту. В конце девятнадцатого века эти ценности были законодательно закреплены такими охотниками-консерваторами, как Теодор Рузвельт и Мэдисон Грант, сыгравшими важную роль в создании многих национальных парков и лесов. В то же время американские спортивные охотники противопоставляли свои увлечения королевским развлечениям европейцев и считали себя простыми любителями активного отдыха.

Уокер часто говорил мне, что охотится с луком и стрелами, потому что считает себя «сильным традиционалистом» – человеком, который любит следовать обычаям своих предков. Когда он сидел на этом дереве – в национальном лесу, в регионе, где популяцию белохвостых оленей только за последнее столетие успели дважды уничтожить и полностью восстановить, а сам он за это время успел превратиться из деревенского мальчишки с ирландско-индейскими корнями в представителя среднего класса, не пожелавшего убить молодого оленя, потому что это было против его совести и закона, – он был хранителем и живым воплощением даже тех традиций, о которых не знал сам.

После нашей последней утренней охоты, во время которой Уокер пощадил молодого оленя, он подвез меня обратно в аэропорт. Он казался немного огорченным тем, что мы никого так и не подстрелили, но в целом он был на удивление невозмутим.

– У тебя нет никаких гарантий, – сказал он. – Вот почему это называется охотой, а не убийством.

Во время долгой поездки в аэропорт, чтобы скоротать время, он попытался перечислить всех животных, следы которых он заметил. Список был обширен.

– Конечно, олени топчут землю как угорелые, – сказал он. – Еще кабаны протаптывают ужасные тропы. Они бегают рысью друг за другом, переходя с места на место, как выводок уток. Мне попадались тропинки глубиной до фута… Змеи оставляют следы на траве и мхе. Особенно гремучие змеи. Когда мне попадаются эти твари, я их сразу убиваю…

Он уже не в первый раз говорил о том, что некоторые звери протаптывают «ужасные тропы», однако эти слова все равно меня поразили. Дело в том, что многие знакомые мне защитники природы неодобрительно относятся к человеческим тропинкам, поскольку считают, что они наносят вред окружающей среде, в то же время звериные тропинки кажутся им естественными и хорошими. Как потомственный охотник, Уокер имел свою собственную точку зрения по этому вопросу. Он, как мне показалось, не видел большой разницы между человеческими и звериными тропинками – колея есть колея. И, как я сам мог убедиться за три дня, колея может доставить массу проблем и охотнику и его жертве.

Далее он рассказал много интересного о енотах, скунсах, черепахах, ондатрах, норках и броненосцах.

– Я думаю, что почти все животные ходят по тропинкам, потому что так легче ориентироваться, – заметил он. – Возьми, к примеру, бизоньи тропы. По ним очень удобно ходить.