Следы и тропы. Путешествие по дорогам жизни

Мы следовали по оленьей тропе, которая грациозно петляла среди холмов. Борден поделился хитроумной охотничьей уловкой, суть которой заключается в том, чтобы найти густо заросший участок леса, расчистить небольшую поляну и протоптать к ней несколько тропинок, расходящихся в разные стороны, как спицы колеса. Затем охотник прячется в центре воображаемого колеса, по сути, взламывая хорошо развитый у оленей инстинкт следования по тропе.

Люди не одиноки в своей способности извлекать выгоду из привычки своих жертв ходить по тропинкам. Многие хищники поступают точно так же, как и мы: рыси сидят в засаде рядом с тропинками, по которым ходит лесная дичь; слепые змеи по запаху находят феромоновые следы термитов; крошечные хищные клещи ищут следы двупятнистых паутинных клещей. Так называемые «жуки с большой дороги» распознают феромоновые следы муравьев, после чего подстерегают их и отнимают груз. Зеленые дятлы просто кладут свои длинные липкие языки поперек муравьиных следов и ждут, когда им доставят еду. Как оказалось, способность прокладывать тропинки дает большинству животных эволюционное преимущество, но ровно до тех пор, пока не появится хищник, способный использовать это преимущество против них самих.

Уокер ходил кругами вокруг дуба, высматривая только ему ведомые знаки. «Эйкернс… Эйкернс…» – твердил он, периодически разгрызая очередной желудь. Мальчишками они с Борденом проводили большую часть свободного времени этих лесах. Оба переживали, что их внуки не получат соответствующий опыт.

– Когда ты живешь в сельской местности, охотишься, ходишь по лесу, ты становишься частью дикой природы, – сказал Борден. – Это дает тебе другой взгляд на жизнь, потому что ты видишь мириады форм жизни и можешь с ними общаться, потому что ты являешься частью единого целого. Ты не одинок.

* * *

Во второй половине дня Уокер привел меня в другую часть парка Бэнкхед, где находилось его новое любимое место охоты. Оно выглядело идеально: земля была хорошо утоптана и усыпана желудями. Кроме того, оно граничило с небольшим расчищенным полем, что было хорошо, поскольку олени предпочитают жить в тех местах, где есть леса и поля. Уокер подвел меня к высокому дубу и начал собирать так называемый лабаз-самолаз, который больше всего походил на незаконнорожденное дитя складного стула и альпинистских кошек. Лабаз представлял собой сиденье и подставку для ног, которые крепились к дереву с помощью зубьев и тросов. Я обхватил тросами дерево и вставил ноги в расположенные на подножке лямки. Следуя инструкциям Уокера, я начал медленно ползти вверх по стволу, сначала поднимая ногами подставку, и только потом верхнюю часть лабаза. Каждый раз, когда я опирался на локти, чтобы подтянуть ноги, наступал крайне неприятный момент: зубья подставки вырывались из коры и мои ноги начинали болтаться в воздухе в десяти, пятнадцати, а затем и двадцати футах от земли.

Забравшись на нужную высоту, я подтянул тросы и ремни, чтобы надежно зафиксировать лабаз и разложил мягкое сиденье. Усевшись поудобнее, я поднял глаза и увидел, что Уокер уже натянул балаклаву и сидит, словно зеленый ниндзя, высоко на дереве ярдах в тридцати от меня.

День подходил к концу. Снова стало холодать. Листва посинела. Вдалеке слышалось кваканье жаб и надрывный вой койота. На землю то и дело падали желуди. Но оленей не было видно. Я вдруг осознал, что охота – это прежде всего борьба со скукой. Я так долго и пристально всматривался в деревья, что мне повсюду начали мерещиться олени; каждый упавший на землю желудь издавал звук, похожий на хруст ветки.

Уокер терпеливо сидел, наклонив голову вперед, и внимательно смотрел вниз. Когда неподалеку от нас упала ветка, его голова стремительно повернулась в сторону источника звука, а потом медленно вернулась в исходное положение. Спустя некоторое время он начал срывать листья и бросать их на землю, чтобы узнать направление ветра. Затем Уокер достал телефон и начал с кем-то переписываться. Наконец он встал с сиденья и начал готовиться к спуску. Я последовал его примеру.

Последующие несколько дней прошли по одному сценарию. Каждое утро мы вставали до рассвета и возвращались к тому месту, где накануне оставляли свои лабазы-самолазы. Около полудня мы отправлялись на поиски новых мест для засады, обращая особое внимание на белые дубы и следы оленей. А днем мы снова забирались на деревья и ждали.