Следы на песке

Если вы сегодня осудите Оскара Арлингтона, завтра у всех будут развязаны руки. Я, например, стану рассказывать всем и каждому, что вечность назад, двадцать-тридцать лет назад, поспособствовал спасению жизни президента Кеннеди, а он пообещал за услугу несколько миллионов долларов, как только под рукой окажется чековая книжка. И вот я твержу друзьям, что подписал контракт, что у меня есть свидетели, но они, увы, переехали, таинственным образом исчезли или умерли, а через несколько недель после убийства президента являюсь и требую мифические миллионы! Кто мне поверит? Будем же серьезны! Да, в деле, которое сегодня слушается в суде, имел место обмен. Но на какой цене сошлись два человека? 1 миллион 440 тысяч долларов? Больше? Меньше? Или Лаки и Оскар заключили секретный договор и деньги вообще ни при чем? Может, дело в покерном долге? Нет, Лаки был гениальным игроком, все об этом говорили. Но Лаки выигрывал не потому, что ему везло. Чтобы стать великим покеристом, дамы и господа, нужно уметь одно – блефовать! Благодарю за ваше внимание.

Робин Легри бросил взгляд на враждебно настроенную публику. Ну что, карандашный грызун оказался совсем неплох? Он укротил зал и даже заставил сомневаться многих болельщиков Лаки.

Еще немного – и Легри убедил бы и себя, хотя, положа руку на сердце, точно знал, что даже при отсутствии доказательств истина на другой стороне. Сын миссис Арлингтон был богатым слизняком. За три дня до высадки он умирал от страха и вряд ли посулил легкомысленному Лаки пачку жвачки и три сигареты, чтобы тот согласился занять его место. Оскар Арлингтон был готов отдать за свою жизнь все состояние, которое семья заработала за сто лет, поместье в Вирджинии, хлопковую плантацию. Только бы не сдохнуть… После возвращения на родину страх поймать пулю исчез. Теперь Оскар боялся только матери – не дай бог узнает о сделке. И он притворился, что ничего не было, но не сумел договориться со своей совестью. К несчастью для красавицы вдовы, у нее нет ни одного доказательства. Даже его коллега, адвокат Джонас Джонс – к слову сказать, недурной юрист, хоть и слишком молодой, – оказался бессилен.

Интересно, что обо всем этом думает мамаша Арлингтон. У Легри возникли три версии.

Версия № 1. Она ослеплена материнской любовью и действительно верит, что ее бесценный сынок ни в чем не виноват. Эта гипотеза маловероятна, ведь тогда напрашивается вывод, что миссис Арлингтон способна любить до умопомрачения, а это – даже по отношению к сыну – не в духе госпожи сенаторши.

Версия № 2. В глубине души она принимает очевидное: ее сын совершил очередную глупость и едва не столкнул все святое семейство в яму с жидкой грязью.

Эмилия Арлингтон скорее дала бы вырвать себе все волосы из носа и с подбородка (кстати, лучше бы так и сделала), чем признала вину сына и принесла публичные извинения. Ведь эта женщина мало того, что одержима фамильной честью, так еще и обладает железной волей.

И наконец, последняя версия, № 3. Сенаторша была в курсе, сын облегчил душу, вернувшись с войны, или позже – перед тем как совершить самоубийство. Миссис Арлингтон знала правду и держала оборону.

Итак, самым вероятным выглядит вариант № 2, но при этом миссис Арлингтон сознательно лишила Алису Куин полутора миллионов долларов. С позиций если не юриспруденции, то морали это многое меняет.

Решение было вынесено без промедления. Судья Картерон признал, что обмен номерами произошел. Пусть даже ни один офицер не был в курсе, это неоспоримый факт. Однако, в связи с отсутствием договора, миссис Арлингтон ничего не должна Алисе Куин. Оскар Арлингтон остается героем войны при всех своих наградах.

Публика зароптала. Люди поднимались с мест, мать Лаки упала на руки мужу, рейнджеры кричали: «Позор!» – и срывали с себя медали. Раздались возгласы: «Продажная сволочь!», «Пародия на справедливость!», «Арлингтоны что, неприкасаемые?» – хотя судья с бородой а-ля Линкольн выглядел внушающим доверие и вряд ли мог быть подкуплен ответчицей. Он несколько раз очень спокойно попросил всех очистить зал, и люди начали расходиться – неохотно, понурив головы.

Робин Легри стоял перед Эмилией Арлингтон – без неуместной гордости, но с чувством выполненного долга. Она не стала светиться в зале суда, не села рядом со своим адвокатом. Обвиняли не мать, а сына, так что сенаторша могла с полным правом расположиться среди публики.

– Мы выиграли, – сказал Легри.

– Слава богу, – проворчала миссис Арлингтон. – Хорошо, что в этой стране все еще существует правосудие.

Адвокат усмехнулся – женщина, сама того не желая, подтвердила, что совесть у нее нечиста.

– Признайтесь, Легри, вы на стороне этой ведьмы Куин, как и все остальные. А между тем плачу вам я – и немало. Да, вы защищаете честь моего сына и делаете это добросовестно, не могу не признать, но в глубине души уверены, что права и правда на стороне блондинки, что она – несчастная жертва, а мой сын – сволочь.

Адвокат не стал спорить, подумав: так и не назвала меня ни разу мэтром, старая карга.