– Мы ничего не знаем о жене Гуррери. Ее так легко удалось уговорить, потому что они предложили денег? Или они ей угрожали? А как она поведет себя, когда узнает, что может попасть в тюрьму за лжесвидетельство? Она понимает, что рискует свободой?
– Комиссар, – сказал Фацио, – я считаю, Кончетта Сирагуза – честная женщина, которую угораздило выйти замуж за преступника. В плане поведения я не слыхал о ней ничего дурного. Уверен, ее принудили. С одной стороны – тумаки, пинки, пощечины мужа, а с другой – то, что сказал ей Чиччо Беллавия. У бедняжки не было выбора.
– А знаешь, что я скажу, Фацио? Возможно, это даже к лучшему, что ты еще не успел с ней поговорить.
– Почему?
– Потому что надо придумать, как загнать ее в угол.
– Я мог бы туда пойти, – сказал Мими.
– И что ты ей скажешь?
– Что я адвокат от Куффаро, меня прислали проинструктировать ее, что следует говорить в суде, ну и дальше по ходу дела…
– А вдруг они это уже сделали и она начнет подозревать?
– И правда. Тогда отправим ей анонимку!
– Уверен, она не умеет читать и писать, – сказал Фацио.
– Тогда давайте так, – продолжал настаивать Мими, – я наряжусь священником и…
– Кончай уже бред нести! Пока что никто не идет к Кончетте Сирагуза. Надо немного подумать, дождаться, пока нас осенит подходящая идея… Спешить некуда.
– Идея со священником была подходящей, – заметил Мими.
Зазвонил телефон.
– Ай, синьор комиссар! Ай, синьор комиссар!
Дважды? Наверняка «синьор начальник».
– Начальник отделения?
– Так точно, синьор комиссар.
– Соедини, – сказал он, включая громкую связь.
– Монтальбано?
– Здравствуйте, синьор начальник, слушаю вас.
– Не могли бы вы немедленно явиться? Простите за беспокойство, но дело очень серьезное и разговор не телефонный.
Тон начальника был такой, что комиссар немедленно дал согласие.
Повесил трубку, переглянулся с коллегами.
– Когда он так говорит, дело наверняка серьезное, – заметил Мими.
16
В приемной начальника отделения Монтальбано, конечно же, столкнулся с синьором Латтесом, слащавым и церемонным шефом канцелярии. И что тот вечно ошивается в приемной? Время девать некуда? Шел бы уже к себе в кабинет – баклуши бить. При одном его виде у Монтальбано начинал глаз дергаться. Приметив комиссара, Латтес состроил такую физиономию, будто только что узнал, что выиграл в лотерею пару миллиардов.
– Как я рад вас видеть! Ну до чего же приятно! Как дела, дражайший?
– Хорошо, спасибо.
– А супруга ваша?
– Потихоньку.
– А детки?
– Растут, хвала Мадонне.
– Воздадим хвалу Богородице.
Латтес был убежден, что комиссар женат и имеет минимум двоих детей. После сотни тщетных попыток объяснить, что холост, Монтальбано сдался. А присказка «хвала Мадонне» в общении с Латтесом была обязательной.
– Синьор начальник мне…
– Постучитесь и входите, он вас ожидает.
Постучался, вошел.
На мгновение застыл на пороге, увидев Ванни Аркуа, сидевшего у письменного стола начальника управления. Что тут делает шеф криминалистов? Его тоже срочно вызвали? А почему? Уровень неприязни к Аркуа мигом зашкалил.
– Входите, прикройте дверь и садитесь.
Обычно Бонетти-Альдериги намеренно оставлял дверь открытой. Чтобы можно было ощутить расстояние между ним, начальником управления, и комиссаром крошечного участка. Однако сегодня «синьор начальник» повел себя иначе. За мгновение до того, как Монтальбано сел, он поднялся со стула и протянул ему руку. Комиссар начал буквально цепенеть от ужаса. Что должно было такого случиться, чтобы начальник стал обращаться с ним вежливо, как с нормальным человеком? Через пять минут ему зачитают смертный приговор?
Комиссар приветствовал Аркуа легким кивком. С учетом теплоты их отношений, это можно было зачесть как бонус.
– Монтальбано, я хотел вас видеть, потому что речь идет об одном деликатном деле, которое меня сильно беспокоит.
– Слушаю, синьор начальник.
– Так вот. Как вы наверняка знаете, доктор Паскуано провел вскрытие трупа, обнаруженного в предместье Спиночча.
– Да, знаю. Но отчет еще не…
– Я его поторопил. После обеда пришлет. Но дело не в этом. Дело в том, что доктор Паскуано проявил завидную прыть и, достав пулю из трупа, сразу отправил ее экспертам.
– Он мне говорил.
– Хорошо. Синьор Аркуа, изучив пулю, с удивлением… Но, возможно, будет лучше, если он сам расскажет.
Ванни Аркуа говорить не стал. Вытащил из кармана запаянный пластиковый пакетик и протянул комиссару. Лежавшую в нем пулю слегка покорежило выстрелом, но в целом она хорошо сохранилась.
Монтальбано не нашел в ней ничего странного.
– И что?
– Парабеллум девятого калибра, – сказал Аркуа.
– Сам вижу, – слегка раздраженно отозвался Монтальбано. – И что дальше?
– Такими стреляют только наши, – сказал Аркуа.
– Нет, уж позволь тебя поправить. Не только полицейские. Еще карабинеры, налоговая полиция, вооруженные силы…
– Хорошо-хорошо, – прервал его начальник.
Комиссар прикинулся, будто не слышал, и продолжил:
– …и все те уголовники, а их много, я бы даже сказал – большинство, которым удалось так или иначе раздобыть боевое оружие…
– Это я отлично знаю, – сказал Аркуа, ухмыляясь так, что Монтальбано внезапно захотелось хорошенько его отметелить.