Читаем Следы на песке полностью

Следы на песке

– Вот именно. Потому-то они и сделали все возможное и невозможное, чтобы получить ее: вломились в дом, попытались устроить поджог, а Гуррери поплатился жизнью.

Фацио вытаращил глаза:

– Вот из-за этой подковы?

– Так точно.

– И она была у вас?

– Так точно. А я напрочь про нее забыл.

– Но это же самая простая подкова, ничего особенного!

– В этом и заключается ее особенность: в ней нет ничего особенного.

– И что все это значит?

– Это значит, что убитая лошадь не принадлежит Ракеле Эстерман.

И он снова негромко запел:

– «Певец любви беспечный…»

18

Мими Ауджелло пришел поздно, и комиссару пришлось повторить ему все, что он уже рассказал Фацио.

– В общем, – последовал комментарий Ауджелло, – подкова принесла тебе удачу. Помогла понять, что к чему.

Монтальбано изложил обоим свою идею: устроить хитроумную ловушку, которая должна сработать как часы. Если сработает, в сети попадется много крупной рыбы.

– Вы согласны?

– А то, – сказал Мими.

Фацио, как всегда, колебался:

– Все должно произойти в конторе, тут нет возражений, комиссар. Но ведь тут будет и Катарелла!

– И что такого?

– Катарелла может провалить операцию. Предположим, он проводит Престию ко мне, а Ло Дуку – к вам. Вы же понимаете, что с ним надо как с ребенком…

– Ладно, зови его сюда. Отправлю его с секретной миссией. Ты пока позвони, куда тебе надо, потом возвращайся. И ты, Мими, иди готовься.

Оба вышли; спустя миллионную долю секунды в кабинет влетел Катарелла.

– Катарелла, входи, закрой дверь на ключ и садись.

Катарелла исполнил.

– Слушай меня внимательно. Хочу поручить тебе одно деликатное дело, о котором никто не должен знать. Никому ни слова.

Растроганный Катарелла заерзал на стуле.

– Ты должен поехать в Маринеллу и занять наблюдательный пост в строящемся доме, том, что рядом с моим, на другой стороне улицы.

– Синьор комиссар, я отлично знаю, где эта улица и где этот дом. А как займу я тот пост, дальше-то чего делать?

– Захвати с собой листок и ручку. Будешь записывать всех, кто проходит по берегу мимо моего дома, и помечай: мужчина, женщина, ребенок… Когда стемнеет, возвращайся в контору со списком. И смотри, чтобы тебя никто не заметил! Это суперсекретная операция! Выдвигайся прямо сейчас.

Под грузом огромной ответственности тронутый до слез оказанным ему доверием Катарелла зарделся как мак; от волнения у него перехватило в горле; он встал, отдал честь, щелкнув каблуками, с трудом справился с ключом, отпер дверь и вышел из кабинета.

– Я все, – сказал Фацио, заходя в кабинет спустя несколько минут.

– Микелино Престия вызван к четырем, Ло Дука – к половине пятого. А вот адрес Беллавии.

Протянул листок, Монтальбано сунул его в карман.

– Пойду проинструктирую Галло и Галлуццо, – продолжил Фацио. – Синьор Ауджелло просил передать, что у него все готово; в четыре он будет на парковке.

– Отлично. Знаешь, что я тебе скажу? Пойду-ка я пообедаю.

Поклевал закуски, макароны даже заказывать не стал. Пищевод словно судорогой свело. И петь расхотелось. Его вдруг охватило беспокойство по поводу послеобеденной операции. Все ли сработает как надо?

– Синьор комиссар, что-то вы меня сегодня не порадовали.

– Прости, Энцо, трудный день.

Он взглянул на часы. Времени оставалось только на прогулку до маяка, без посиделок на скале.

На месте Катареллы сидел агент Лаваккара, толковый юноша.

– Ты понял свою задачу?

– Так точно, Фацио мне все объяснил.

Прошел к себе в кабинет, открыл окно, выкурил сигарету, закрыл окно, сел за стол, и тут в дверь постучали. Четыре десять.

– Войдите!

Появился Лаваккара:

– Синьор комиссар, к вам синьор Престия.

– Пусть зайдет.

– Здравствуйте, комиссар, – входя, поздоровался Престия.

Лаваккара прикрыл дверь и вернулся на пост, а Монтальбано встал и протянул вошедшему руку:

– Садитесь. Искренне сожалею, что пришлось вас побеспокоить, но вы же знаете, как бывает…

Микеле Престия. Сильно за пятьдесят, одет хорошо, золотые очки, на вид честный счетовод. Спокоен как удав.

– Можете подождать пять минут?

Стоит потянуть время. Он притворился, будто читает какую-то бумагу, то посмеиваясь, то хмурясь. Потом отложил в сторону и молча пристально уставился на Престию. Фацио сказал, что Престия – инфузория, марионетка в руках Беллавии. Однако нервы у него крепкие.

Наконец комиссар решился:

– К нам поступило заявление на вас от вашей жены.

Престия вздрогнул. Заморгал. А рыльце-то в пуху: наверняка ожидал чего-то другого. Открыл рот, закрыл и наконец выговорил:

– Моя жена? Заявила на меня?

– Написала нам длинное письмо.

– Моя жена?!

Тот все не мог оправиться от потрясения:

– И в чем же она меня обвиняет?

– В систематическом дурном обращении.

– Меня? То есть я ее…

– Синьор Престия, советую вам не отпираться.

– С ума сойти! Голова кругом! Можно взглянуть на письмо?