Следы на снегу

Петренко и Эверстова ни на минуту не забывали, что их задача состоит не только в том, чтобы сделать повторный круг или нагнать преступников, но еще и следить за тем, не выйдет ли их след из круга куда-нибудь в сторону.

Винтовку Петренко держал на предохранителе, и она висела у него на груди, чтобы каждую секунду ею можно было воспользоваться.

Лейтенант мысленно уже разработал план, как надо повести себя в случае встречи с врагами, и чувствовал уверенность в своих силах. Этот план состоял из нескольких вариантов, в зависимости от того, где и как произойдет встреча: в тайге, на чистом месте, неожиданно встретятся они с преступниками или настигнут их.

«В живых я их, конечно, оставлю, – рассуждал про себя Петренко, – но ребра обоим попробую. Как пить дать. Это не нарушит приказа майора».

Новых следов не было. Преступники если и прошли этой дорогой вторично, то из круга не выходили.

По наезженной колее олени бежали сравнительно быстро, но, помня указания майора, Петренко регулярно, следя за часами, делал короткие привалы и давал животным отдых.

В два часа ночи сделали получасовую остановку, выпрягли оленей и пустили кормиться. Петренко с винтовкой в руках сел на нарты, чтобы исключить возможность быть настигнутым преступниками врасплох, а Эверстова вытащила из заплечного мешка радиостанцию.

Предстояло провести сеанс с Якутском. Полковник Грохотов интересовался, что дало преследование, и Эверстова сообщила, как они условились с майором, о ранении колхозника-якута Очурова, о похищении оленей и о хитрости преступников, которые пытаются сбить преследователей со следа.

– А где майор? – последовал вопрос.

Эверстова ответила и на это, объяснив, что пришлось разбиться на три группы, если майора и Быканырова поодиночке можно считать группами.

Потом Грохотов попросил передать майору, что на рудник Той Хая вылетело двое следователей, и приказал, как только они встретятся с Шелестовым, связаться с Якутском. Грохотов предупредил, что с данной минуты центральная радиостанция в Якутске все время будет слушать позывные Шелестова и что связь, таким образом, можно установить в любую минуту.

– А мне уже есть захотелось, – призналась Эверстова, окончив сеанс.

– Единственно, что могу предложить, – сказал Петренко, – это шоколаду. – Он достал и отдал Эверстовой начатую еще перед вылетом из Якутска плитку шоколада. – На более фундаментальную закуску у нас нет времени.

– Да, пожалуй, – согласилась Эверстова.

Олени вновь потянули нарты по виляющему среди густой тайги следу.

У Петренко настроение после привала изменилось. Он уже потерял надежду на встречу с преступниками и молчал. Молчал и думал о своем: думал о том, что по возвращении из командировки в Якутск, надо сейчас же вызвать к себе мать. Она и так живет одна уже четыре года, пока он учился и проходил стажировку.

«И надо попросить полковника, чтобы он дал мне хотя бы две маленькие комнатки», – подумал Петренко.

И он был уверен, что Грохотов пойдет ему навстречу. Петренко потерял отца в сорок втором году. Отец был командиром батареи и погиб на фронте.

Петренко потерял старшего брата-летчика, сбитого в неравном бою. И у него осталась мать, к которой он сохранил детски-нежную любовь.

«Сколько она пережила, бедняга, сколько испытала мытарств за время эвакуации. Где ей только не пришлось побывать и чего только не пришлось увидеть. И откуда у нее столько душевных сил? Как стойко она переносит удары жестокой судьбы и остается мужественной, работоспособной. Я ей дал слово, что будем жить вместе, и сдержу слово. С ее специальностью нетрудно найти работу. Врачи в Якутии нужны не менее, чем на Украине. Но отпустят ли ее? Конечно, я думаю, отпустят», – и, вспомнив рассказ Эверстовой об ее умершем отце, Петренко захотел вдруг узнать у спутницы, есть ли у нее мать и чем она занимается. И он спросил:

– Надюша, а ваша мать в Якутске?

– Да.

– А что она сейчас делает?

– Сейчас? – Эверстова усмехнулась про себя. – Сейчас, наверное, спит.

Петренко рассмеялся.

– Да нет, вы не так меня поняли. Вообще чем занимается?

– Это другое дело.

– Не секрет?

– Что вы! Она работает агрономом в совхозе. Она первая из женщин-якуток агроном.

– Это хорошо, – заметил Петренко.

– И этим она обязана моему отцу, – продолжала Эверстова. – Когда он женился на ней, она была почти неграмотной. Он ежедневно занимался с ней сам, потом нанял учителя и заставил идти учиться.

– Вы любите мать? – спросил вдруг Петренко.

– Очень.

– Я тоже. Как вернусь, сейчас же ее вызову из Запорожья. Как вы думаете… – но лейтенант не окончил фразы.

Впереди между стволами деревьев мелькнуло что-то темное и непонятное. Петренко даже не успел предупредить спутницу. Он резко остановил оленей, круто повернув их вправо. Так круто, что нарты встали на бок и перевернулись. Эверстова свалилась в снег.

Петренко же твердо встал на ноги, взял винтовку на изготовку и замер, устремив взгляд вперед.

Теперь и Эверстова, поднявшись, увидела, что впереди что-то мелькает и приближается к ним.

– Тс-с… – едва слышно произнес лейтенант, припал на одно колено и приложил приклад к плечу.