– Ну, если так, то мы скоро встретимся с дедушкой, – не спорил Петренко.
– Да. И чем скорее встретимся, тем лучше. Ведь все равно придется ожидать майора.
– Совершенно верно. Поехали!
До перекрестка у излучины реки осталось, по подсчетам Петренко и Эверстовой, уже не более километра, но старого охотника не было.
Олени уже сбавили бег – устали.
– Я прав, – заметил лейтенант. – Дедушка Быканыров, наверное, проехал за ними.
– Могу спорить, что нет, – уверенно заявила Эверстова. – Я же полуякутка, полурусская, в тайге не раз бывала и ездила много. Я не определю точно, сколько прошло нарт, если их прошло несколько, ну, допустим, четверо, пятеро. И это очень трудно определить, но когда прошли одни нарты – ошибиться невозможно.
Петренко хотел возразить спутнице. Он хотел сказать, что большое значение имеет время суток. Одно дело днем, совсем другое – ночью. Можно же ошибиться в темноте. Но он не успел возразить. До слуха его и Эверстовой отчетливо долетел собачий вой.
Петренко придержал оленей, и те встали.
– Слышите? – спросил он.
– Слышу.
Вой раздавался метрах в четырехстах, если не меньше, от перекрестка и от того места, где был оставлен в засаде Быканыров.
– Таас Бас? – сказал неуверенно Петренко и тут же добавил: – А может быть, волк?
– Нет, не волк. Это Таас Бас. И как он воет, прямо по сердцу скребет.
– Значит, майор уже там?
– Но почему так воет Таас Бас?
– Не понимаю. Поехали…
Приближаясь к перекрестку, лейтенант думал:
«Где же Быканыров? Почему он не пошел по следу преступников? Возможно, заснул и проглядел? Ой, как жутко воет…» – и Петренко гикнул на оленей.
Уже черно вырисовывались растущие кучкой березы. Получилось так, что нарты Шелестова и Петренко подошли к перекрестку одновременно. Олени чуть не столкнулись.
Шелестов спрыгнул с нарт и быстро оглядел местность вокруг.
Стояла тишина, и только хватающий за душу вой Таас Баса нарушал ее, казался здесь ненужным и противоестественным.
Таас Бас выл в зарослях тальника. Он вырвался вперед почти за километр до перекрестка. И, подъезжая, майор также услышал вой собаки, и он взволновал его не меньше, чем Петренко и Эверстову.
– Ну, как? – спросил Шелестов, стоя на месте, и что надо было понимать под словом «как» – Петренко не мог сообразить. То ли это относилось к вою Таас Баса, то ли к тому, что заметили на пути Петренко и Эверстова.
– Мы обнаружили их след, товарищ майор.
– Где?
– Километрах, примерно, в восьми отсюда.
– Куда идет след?
– На северо-восток. Я точно определил по компасу.
– И след совсем свежий, от одних нарт, – добавила Эверстова.
– Но где же Быканыров? – спросил Шелестов, и в его вопросе послышалась тревога.
Петренко развел руками.
– Не знаю, мы его не встретили…
– Но почему воет Таас Бас? Что случилось? – не в силах сдержать волнения, спросил майор.
– Мы сами перепугались, – робко заметила Эверстова.
А Таас Бас продолжал выть и выл как-то призывно-жалобно, точно зовя на подмогу.
Шелестов машинально поправил автомат, болтающийся на груди, сделал несколько шагов и остановился. Рядом с ним стали Петренко и Эверстова.
Они отчетливо увидели странную, точно кем-то пропаханную борозду в снегу, идущую от перекрестка туда, где был оставлен в засаде Быканыров и где сейчас выл Таас Бас.
Шелестов и его друзья стояли в оцепенении не двигаясь.
Ночная мгла медленно, как бы нехотя, редела, таяла. Гасли в небе звезды на западной стороне, а на востоке, сквозь предрассветные сумерки уже проглядывал неуверенный утренний свет.
– Отец! А отец! – дрогнувшим голосом громко крикнул Шелестов.
Отозвалось и быстро угасло только эхо.
– Таас Бас! Ко мне! Таас Бас! – опять крикнул Шелестов.
Таас Бас умолк на мгновение, но потом завыл опять еще жалобнее, еще тоскливее.
Шелестов, вдруг сгорбившись, точно на плечи ему взвалили непосильную ношу, увязая по колени в снегу, пошел вперед, по борозде.
Петренко и Эверстова следовали за ним.
И вот при свете рождающегося утра Шелестов увидел капли замерзшей крови. Майор почувствовал, как под сердцем у него похолодело, как утратили твердость ноги.
«Что тут стряслось? – задавал себе Шелестов тревожный вопрос. – Откуда взялась кровь? Почему не отзывается Быканыров?»
Тяжело дыша, идя по глубокому снегу, о том же думали и друзья Шелестова.
И то, что представилось глазам всех троих, когда они подошли к березам, точно пригвоздило их к месту: на снегу, под самой большой березой, упершись спиной в ствол, как-то перекосившись и неестественно свесив голову, сидел неподвижный Быканыров.
Таас Бас, не замечая подошедших людей, сидел возле хозяина и, задрав морду, выл. В сторонке, сбившись в кучку и подрагивая, стояли четыре оленя.