Читаем Следы остаются полностью

— Заходи, заходи, капитан, — радушно пригласил тот Замятина. Комиссар был на удивление молод, лет этак сорок с маленьким хвостиком. — Садись, в ногах, говорят, правды нет.

Поленов и Замятин сели рядом. Комиссар опустился на жесткий стул, положив суховатые кисти рук на полированную крышку стола.

— Кто будет докладывать?

— Наверно, я, товарищ комиссар, капитан только что с самолета.

— Ну давайте, послушаем.

Поленов говорил долго. Закончив доклад, он решительно сказал:

— Пора ставить точку, товарищ комиссар. Спиридонова можно брать уже за то, что он живет под чужой фамилией.

— А Ровнову? — быстро спросил комиссар.

Поленов пожал плечами.

— Раз с ним связана, то, значит, имеет прямое отношение к его прошлому.

— А если не имеет? И что мы знаем о его прошлом? — Комиссар поднялся из-за стола. — Капитан и его помощники, безусловно, поработали хорошо. Если бы не абсолютное алиби Ровновой, им пришлось бы хуже.

— Разрешите, товарищ комиссар! — встал Замятин.

— Слушаю.

— У меня в кармане фотографии… Спиридонова настоящего. Надо бы представить их Зобину на опознание. Может, он знает его?

— Дело.

Комиссар вызвал дежурного.

— Срочно лейтенанта Колесникова.

Колесников появился минуты через две. Четко отдав честь, он вытянулся перед комиссаром. С Замятиным он успел переброситься мимолетным взглядом. Получив фотографию, он так же четко повернулся и исчез за дверью.

Комиссар проводил его доброжелательным взглядом, чуть приметно улыбнулся.

— Итак, — повернулся он к Поленову и Замятину, — что мы имеем? Первое: подозрительную личность Спиридонова-Мякишина, второе: подозрительную личность по фамилии Ровнова, третье: факт покушения на жизнь гражданина Зобина. Если судить по вашему докладу, то три этих компонента стоят весьма далеко друг от друга. Спиридонова мы можем арестовать хоть сейчас. Здесь полковник, безусловно, прав. А вот Ровнову — не знаю. Ни один уважающий себя прокурор не даст сейчас санкции на ее арест. Да, да, не удивляйтесь, капитан, не даст, потому что в ее образе жизни нет никакого состава преступления. — Комиссар помолчал. — Что из того, что в день покушения она уехала из санатория. У нее железное алиби, да еще бюллетень и запись в поликлинике. Формально мы не должны иметь к ней никаких претензий. Согласны?

— Я полагаю, — неожиданно для себя перебил комиссара Замятин, — что…

— Что, — повторил комиссар интонацию капитана.

— Что Спиридонов не очень-то будет отпираться от обвинения в покушении на Зобина. Мы ведь обязаны сказать ему, что тот остался в живых.

— Обязаны, — подтвердил комиссар. — Но почему он не будет отпираться?

— Если человек так тщательно и сложно скрывает свое прошлое, то у него есть на это серьезные основания. И он совсем не заинтересован, чтобы мы в этом прошлом копались. Дело, которое мы начали, переросло свои рамки.

— Так, капитан, продолжайте.

— Ему выгоднее поэтому сразу признаться и ускользнуть от нас в тюрьму в качестве уголовного преступника.

— Надо полагать, — подал голос полковник, — что у них с Ровновой есть какая-то договоренность в этом плане. Поэтому вполне вероятно, что…

— Ровнова тоже не будет отпираться, — закончил за полковника комиссар.

— Вот именно.

— Что вы предполагаете?

— Начинать со Спиридонова-Мякишина.

— Нет, товарищ полковник, я с вами не согласен.

— Почему?

— Потому что мы ничего не знаем о его прошлом, кроме того, что он сменил фамилию.

— Но если мы представим доказательства, если мы разоблачим его с помощью брата Спиридонова и его собственного, то он заговорит и расскажет все, — заметил капитан. Поэтому я предлагаю начать с Ровновой. Она, наверняка, должна знать прошлое своего приятеля. Вдруг он вообще откажется говорить? Судя по всему, этот человек — трус, который больше всего боится за свою шкуру. Если он сознается в нападении на Зобина, то у него есть весьма реальная возможность получить сравнительно небольшой срок и сохранить себе жизнь. Если же мы коснемся его прошлого, то он может замолчать, потому что молчание будет единственной возможностью спасти себя. Вполне вероятно, что в прошлом он совершил или совершал преступления, которые по нашим законам караются смертной казнью. Иначе, чего бы он так скрывался. Почему бы нам не начать с Ровновой? Ведь мы о ней почти ничего не знаем.

— Она может тоже ничего не знать о его прошлом, и ее арест может спугнуть его. Кто знает, кто он такой и на что способен, — усомнился полковник.

— Надо его спугнуть. И посмотреть, как он себя поведет, куда кинется? Может, у него есть сообщник? Может, он в конце концов не просто трус, а человек, выполняющий работу на хозяина.

— Навряд ли, — покачал головой полковник. — Он бы не сидел тогда 20 лет в Якутске.

— Кто его знает, — заметил комиссар, — они могут надолго консервировать свою агентуру. Для резидента самое подходящее место. А что скажет капитан? Он у нас в этом деле главная скрипка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

11 мифов о Российской империи
11 мифов о Российской империи

Более ста лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном Третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»…Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Документальная литература
Царь и царица
Царь и царица

Владимир Иосифович Гурко (1862–1927) – видный государственный и общественный деятель Российской империи начала XX века, член Государственного Совета, человек правых взглядов. Его книга «Царь и царица» впервые вышла в свет в эмиграции в 1927 г. На основании личных наблюдений Гурко воссоздает образ последней российской императорской четы, показывает политическую атмосферу в стране перед Февральской революцией, выясняет причины краха самодержавного строя. В свое время книгу постигло незаслуженное забвение. Она не вписывалась в концепции «партийности» ни правого лагеря монархистов, ни демократов, также потерпевших в России фиаско и находившихся в эмиграции.Авторство книги часто приписывалось брату Владимира Иосифовича, генералу Василию Иосифовичу Гурко (1864–1937), которому в данном издании посвящен исторический очерк, составленный на основе архивных документов.

Василий Иосифович Гурко , Владимир Иосифович Гурко , Владимир Михайлович Хрусталев

Документальная литература / История / Образование и наука