Следы в ночи. Инспектор Уэст и дорожные катастрофы. Вынужденная оборона

— Мы можем позднее поговорить на эту тему, а сейчас уж лучше пригласить Пая.

Конноли тут же повысил голос:

— Входите, констебль.

Полицейский констебль Пай был почти полицейским из учебника, у него не требовалось проверять необходимый рост, он был выше пяти футов восьми дюймов, высоченный, широкоплечий детина, отнюдь не толстый и не обрюзгший, с умными серыми глазами на продолговатом лице, с квадратной челюстью. Чувствовалось, что этот парень всегда начеку.

— У меня фотографии миссис Китт, сэр.

— Благодарю, — Конноли взял снимки. — Это старший инспектор Вест из Ярда.

— Горд познакомиться с вами, сэр.

У Пая был приятный голос и открытый взгляд.

— Рад вас видеть, Пай. Как я понял, вы первый обнаружили то, что здесь произошло?

— Да, сэр.

— Расскажите мне по порядку, хорошо?

Пай взглянул на старшего офицера.

— Да, сэр, но я уже…

— Повторение мне не повредит, — усмехнулся Конноли, — но постарайтесь не искажать фактов.

— Не имею такой привычки, — ответил Пай, явно обидевшись. Он с каким-то вызовом посмотрел Роджеру в глаза и у того мелькнуло в голове, что с таким видом выступают свидетели в муниципалитете. Но Пай толково рассказал про запах дыма и все свои действия, что он предпринял потом, не тратя лишних слов на «лирические отступления».

— Совершенно ясно, благодарю, — сказал Роджер. — Не забудьте, что мне нужна копия вашего донесения в письменном виде.

— Понятно, сэр.

— Прекрасно. У вас все?

— Ничего такого, что было бы связано непосредственно с данным делом, всего лишь незначительная деталь.

— Слушаю вас.

— Немного раньше, вечером, когда я объезжал на велосипеде свой участок, поскольку он очень большой, я заметил человека, который вышел из-за угла поблизости от дома миссис Китт. Он сел в машину, стоявшую недалеко, и уехал. Я не мог понять, зачем ему понадобилось оставлять машину за углом, ведь ее можно было поставить в любом месте. Не стану утверждать, что в тот момент мне это показалось подозрительным, но я обратил внимание на это. Потом, когда я подъехал к другой стороне здания, до меня донесся запах гари. Ветер дул в мою сторону. Однако, сперва я не стал ничего предпринимать и продолжал свой дозорный объезд. Но потом возвратился назад. На этот раз на меня упало несколько кусочков обгоревшей бумаги, и вот здесь я решил проверить дом.

— Какой марки была машина? — спросил Роджер.

— Темный «Остин-Изо», сэр, модель прошлого года.

— Уверены?

— Да, сэр.

— Регистрационный номер?

— Необычный, сэр. Л-573-ПР, — Пай ответил отрывисто и деловито. — Мне никогда до этого не приходилось видеть номера с буквенными индексами, разделенными таким образом. — По-видимому, из-за этого я так хорошо и запомнил этот номер. Я проверил, сэр, это новая серия.

— Да, мы тоже проверим этот номер, — сказал Роджер, делая пометку в блокноте, — и если бы все во время дозорных обходов держали глаза открытыми и тренировали память, как это делаете вы, нам жилось бы намного легче. Спасибо, Пай. Вы знали миссис Китт?

— Очень хорошо, сэр.

— Она вам нравилась?

— Поразительная леди, сэр. Если она умрет… — Пай резко замолчал. — Есть ли какое-нибудь известие о ее здоровье, сэр?

Роджер теперь был связан с двумя больницами. Через полчаса он позвонил в обе и получил один и тот же ответ: «Без перемен».

Но перемены к худшему были во взаимоотношениях между Чарльзом и Розмари Джексонами.

6 Перемена к худшему

За те недели, которые прошли после того, как Розмари получила первое анонимное письмо и обнаружила следы пудры, духов и губной помады, обстановка в маленькой квартирке претерпела большие изменения к худшему. Это началось с вечера того дня, когда Чарльз возвратился, вполне удачно поработав весь день со старым Нодом и ожидая похвал и домашнего уюта.

Вместо этого он нашел Розмари спокойной и почти чужой, а так как он сильно устал, то его беспокоило то, что как следует они так и не помирились.

На следующее утро, после традиционного завтрака он ушел из дома в холодном молчании.

В течение двух дней Розмари уговаривала себя, что должно существовать какое-то объяснение, что, может быть, письма лживые. Но, когда приходил Чарльз, у нее перед глазами упорно маячили напечатанные на машинке строки, следы пудры и губной помады на носовом платке. На третий вечер, в пятницу, он явился домой, где его ждал ставший уже привычным прием.

— Хорошо, Розмари, — заявил он, — если ты собираешься продолжать в том же духе, я с этим смирюсь. Но по крайней мере сообщи мне причину.

— Причина тебе известна.

— Единственная известная мне причина — женские капризы.

Она вскочила со стула, вылетела из комнаты, причем он остался сидеть на стуле с открытым ртом, и так же быстро возвратилась назад со злополучным платком в руках. Пораженный, он внимательно разглядывал все пятна, поглядел на следы пудры, даже понюхал духи, постепенно приходя в себя, а потом сказал тоном, в значении которого невозможно было ошибиться.

— С тех пор, как мы женаты, я ни одного часа не провел наедине с другой женщиной, если, конечно, не считать бесед с клиентами у меня в конторе в присутствии мисс Тривитт, «интимными свиданиями».