Следы в сердце и в памяти

Вся дальнейшая жизнь Бориса Евсеевича была связана с Конструкторским бюро Королёва. Один из ближайших соратников Королёва, он продолжает трудиться и в наступившем 2001 году. Когда в 1992 году ему исполнилось 80 лет, все поздравляли его с 20-летием, так как он родился 29 февраля и, следовательно, только один раз в четыре года - по високосным годам - на календаре появляется эта дата. За последние шесть лет им написан замечательный цикл из четырёх книг под общим названием "Ракеты и люди", который смело можно считать историей становления и развития ракетно-космической техники. Среди всех наиболее близких Королёву помощников я ставлю этого умного, обаятельного человека, обладающего помимо прочих достоинств огромным чувством мягкого юмора и неиссякаемым оптимизмом, на первое место.

Но вернёмся в Бляйхероде. Шпаркасса оказалась небольшим двухэтажным зданием с подвальным помещением. Здесь уже трудились немецкие специалисты, разбитые на несколько групп: аэродинамики, баллистики, прочнисты, специалисты по стабилизации и устойчивости движения. Предполагалось, что с советской стороны будут организованы аналогичные группы. Рабочие комнаты немцев находились на втором этаже, наши - на первом. В подвале располагался наш архив, которым командовал старший сержант по имени Иван, которого немцы называли не иначе, как герр Иван, с ударением на первом слоге. Иван немцев очень не любил и общался с ними, говоря спортивным языком, на грани фола. Помимо обычных шкафов-сейфов, у Ивана было два сейфа с двойными очень массивными железными дверцами с кодированными замками. При открывании этих сейфов он всегда от нас загораживал своим телом замки, чтобы, не дай бог, кто-то из нас не подглядел засекреченный код. Всё это я узнал чуть позже, когда стал работать в этой самой шпаркассе.

Пока я находился в здании штаба, туда пришли ещё несколько человек, направленных так же, как и я, в Бляйхероде, но никто из них не был определён в расчётно-теоретическое бюро. Говорили, что отсюда их направят ещё в какие-то подразделения института "Нордхаузен".

Из штаба мы вышли втроём: я и тот самый молодой инженер с женой из Ленинградского военно-механического института, с которым мы в Подлипках начали работать вместе над неконтактным взрывателем. Они недавно поженились, детей у них не было, поэтому и решили отправиться в Германию вместе. Дима успел побывать на фронте, там ему оторвало кисть левой руки, и у него свежи были в памяти все "прелести" войны с фашистами, то есть с немцами, так как он всех немцев считал фашистами. Прогуливаясь, мы как-то незаметно для себя очутились в фруктово-ягодном саду, скорее всего, потому, что выбирали места попрохладнее в этот полуденный зной, а сад никак не был огорожен. Наше внимание привлекли кусты красной смородины с довольно крупными, красивыми ягодами, висевшими на ветках целыми гроздьями. Они были ещё не совсем спелыми, но по виду вполне съедобными. Дима попробовал, они ему понравились, и он стал довольно интенсивно их рвать, предлагая и нам последовать его примеру. Я попытался возразить, считая, что нехорошо так вести себя в чужом саду, на что Дима ответил:

- Ещё чего! Они же фашисты все. Я здесь буду делать то, что считаю нужным. Ни у кого я ничего не намерен спрашивать. Пусть только попробуют!

Мы с Зоей, почувствовав такую мощную правовую основу, тоже потянулись к кустам и отведали несколько ягод. Ягоды действительно были вкусными, но чуть кисловатыми. Тут, откуда ни возьмись, появился немолодой немец, одетый в комбинезон серого цвета, и стал, улыбаясь, что-то нам говорить, показывая рукой куда-то в сторону. Видимо, он работал в саду недалеко от нас. Дима, увидев его жесты, указывающие нам какое-то направление, воспринял это как знак покинуть сад, и направился к нему навстречу, угрожая высоко поднятой здоровой рукой:

- Да я тебя, сволочь, убью сейчас, - кричал он, мгновенно доведя себя до белого каления, - фашистская гадина, мало тебе досталось на фронте, так я тебе добавлю! Командовать здесь вздумал!

Тем временем немец, ничего не понимая, продолжал улыбаться и что-то говорил, протягивая руку в ту же сторону. Зоя придерживала мужа, боясь, что он может ударить этого человека, а я пытался урезонить его словами:

- Постой, Дима, он же ничего плохого нам не делает, только улыбается. Давай посмотрим, на что он указывает.

- Плевать я хотел на его указания, я ему сейчас покажу, где его место, - не унимался Дима, подступая к нему всё ближе, и, вспомнив какое-то немецкое слово, крикнул, приставив палец к груди немца, - Ду, фашист, вег, вег! (Ты, фашист, вон отсюда!)

Я быстро встал между ними во избежание развития события в неприятном направлении, кроме того, я почувствовал перед немцем, мягко говоря, определённое неудобство за грубость своего товарища. Протянув руку в ту же сторону, в которую указывал немец, я повёл его туда. Он мгновенно меня понял, и мы прошли с десяток шагов в том направлении.