Читаем Следы ведут в прошлое полностью

Там Сорочинский надеется застать дома бывшего своего приятеля по воровскому промыслу Ваську Пузыря, у которого в старые добрые времена ему не раз приходилось кутить и ночевать. Кто-кто, а Васька наверняка поможет найти нужных людей. Васька знает едва ли не всех жителей Бережанска, особенно ту их часть, которая именуется кратко и емко: преступный мир. И не только знает, но и почти со всеми этими людьми знаком. В этом смысле Васька Пузырь что-то вроде ходячего адресного справочника и может составить конкуренцию бережанской милиции. И даже имеет перед нею преимущество: он знает исключительно всех людей, которые в силу различных обстоятельств и соображений не в ладах с законом и ведут нелегальный образ жизни. Больше того – он знает еще и места их подпольного обитания, а милиция всего этого, естественно, знать не может, хотя и очень к этому стремится. Словом, такой тип, как Васька Пузырь с его неисчислимыми знакомствами в два счета может найти самого законспирированного человека в Бережанске, заройся он хоть в землю. Стоит лишь показать Ваське несколько червонцев. А червонцы у Сорочинского есть…

23

Солнце уже высоко и весьма ощутимо припекает в спину. Воздух нагревается с неумолимой быстротой. На тротуарах и стенах домов лежат дырявые тени от деревьев. На мостовой, вокруг кучек конского помета, суетятся воробьи. Из подворотен за ними внимательно следят облезлые коты. В их глазах нездоровый блеск. На уцелевших кое-где садовых скамейках сидят доживающие свой век старички. Они греются на солнце и судачат о политике: как долго продержится новая власть. Из открытых окон слышатся детский плач и раздраженные женские голоса. Кто-то неумело, но усердно выколачивает из пианино дребезжащие звуки, силясь объединить их в мелодию популярной революционной песни «Смело, товарищи, в ногу». По булыжной мостовой тяжело громыхает большая телега, груженная ящиками.

Когда Сорочинский с Вороным, свернув на сравнительно малолюдную улицу с броским названием «Проспект Красных Героев», проходят мимо двухэтажного дома с пооблупившимися, некогда голубыми стенами, шедший впереди Сорочинский с разгону натыкается на двух мужчин, которые, оживленно разговаривая, появляются вдруг перед самым его носом из-за угла. Пробормотав что-то неразборчивое, Сорочинский делает шаг в сторону, чтобы, разминувшись, продолжить свой путь, но не тут-то было.

– Воспитанные люди в таких случаях извиняются! – недовольно скрипит один из задетых Сорочинским прохожих, тощий мужчина среднего роста в длинном, застегнутым на все пуговицы сером плаще и такого же цвета форменной фуражке со следами молоточков на околыше.

Сорочинский оборачивается, чтобы дать сердитому гражданину надлежащий ответ и в нерешительности останавливается: щуплое аскетическое лицо с колючими глазками и русой бородкой человека в плаще вроде как знакомо ему. Присмотревшись повнимательней, Сорочинский узнает Жука. Со времени их последней встречи прошло не менее четырех лет, однако краткая запоминающаяся фамилия этого человека, а заодно и его имя-отчество мгновенно приходят на ум Сорочинского.

Похоже, что и Жук признал Сорочинского. Во всяком случае, он тоже останавливается и, не скрывая своего удивления, вперивается в Сорочинского.

Спутник Жука, плотный розовощекий мужчина средних лет с гладко зачесанными назад светлыми волосами, из-под коричневого пиджака которого виднеется вышитая украинская сорочка, делает по инерции шаг и замирает на месте, вопросительно глядя на своего товарища.

Заметив неладное, идущий сзади Сорочинского его охранник сует руки в просторные карманы пиджака и замедляет шаг. Он останавливается в тени каштана и, прислонившись к его стволу, косится на незнакомцев. Человек опытный и внимательный наверняка смог бы заметить, что в каждом кармане Вороного по револьверу, стволы которых направлены на Жука и его спутника.

– Пан Жук? – делает большие глаза Сорочинский и пробует усмехнуться.

– Он самый, – сухо отвечает Жук и, осмотревшись, в свою очередь, интересуется: – Пан Сорочинский, если мне не изменяет память?

При слове «Сорочинский» белесые брови розовощекого мужчины удивленно ползут вверх.

– Вы не ошиблись, Василий Сидорович. Это – я, – почтительно приподнимает край шляпы Сорочинский. – Добрый день! Рад вас видеть!

Сорочинский не кривит душой. Он действительно рад встрече с Жуком: появилась надежда встретиться с кем-нибудь из руководства бережанского подполья без помощи Васьки Пузыря. А может, пан Жук и является тем самым «кем-нибудь»?

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные приключения

«Штурмфогель» без свастики
«Штурмфогель» без свастики

На рассвете 14 мая 1944 года американская «летающая крепость» была внезапно атакована таинственным истребителем.Единственный оставшийся в живых хвостовой стрелок Свен Мета показал: «Из полусумрака вынырнул самолет. Он стремительно сблизился с нашей машиной и короткой очередью поджег ее. Когда самолет проскочил вверх, я заметил, что у моторов нет обычных винтов, из них вырывалось лишь красно-голубое пламя. В какое-то мгновение послышался резкий свист, и все смолкло. Уже раскрыв парашют, я увидел, что наша "крепость" развалилась, пожираемая огнем».Так впервые гитлеровцы применили в бою свой реактивный истребитель «Ме-262 Штурмфогель» («Альбатрос»). Этот самолет мог бы появиться на фронте гораздо раньше, если бы не целый ряд самых разных и, разумеется, не случайных обстоятельств. О них и рассказывается в этой повести.

Евгений Петрович Федоровский

Шпионский детектив / Проза о войне / Шпионские детективы / Детективы

Похожие книги

1917, или Дни отчаяния
1917, или Дни отчаяния

Эта книга о том, что произошло 100 лет назад, в 1917 году.Она о Ленине, Троцком, Свердлове, Савинкове, Гучкове и Керенском.Она о том, как за немецкие деньги был сделан Октябрьский переворот.Она о Михаиле Терещенко – украинском сахарном магнате и министре иностранных дел Временного правительства, который хотел перевороту помешать.Она о Ротшильде, Парвусе, Палеологе, Гиппиус и Горьком.Она о событиях, которые сегодня благополучно забыли или не хотят вспоминать.Она о том, как можно за неполные 8 месяцев потерять страну.Она о том, что Фортуна изменчива, а в политике нет правил.Она об эпохе и людях, которые сделали эту эпоху.Она о любви, преданности и предательстве, как и все книги в мире.И еще она о том, что история учит только одному… что она никого и ничему не учит.

Ян Валетов , Ян Михайлович Валетов

Приключения / Исторические приключения