– Заготконтора слушает.
– Здравствуйте, Марьяна Романовна!
– Здравствуйте, Александр Иванович! – узнает Галича Соломко, и ее голос заметно теплеет.
– Тот тип звонил вам?
– Звонил. Минут пять назад.
– Вы сказали ему так, как я велел?
– Да. Слово в слово.
– А он что?
– Ничего. Повесил трубку.
– Ну и отлично! Спасибо, Марьяна Романовна. До свидания!
Галичу хочется сказать еще что-нибудь, просто так, но, взглянув мельком на прислушивающегося к разговору Сванадзе, решает промолчать.
– Он ничего ей не сказал, – кладя трубку на место, говорит капитан.
– Понял, что с тобой каши не сваришь, – заключает Сванадзе.
Спустя полчаса трещит телефон, и трубка отзывается густым басом следователя прокуратуры:
– Александр Иванович? Улицкий. У меня к вам срочное дело. Разузнайте, знала ли в тот вечер, когда был задушен Крячко, Вера Марченко, что ее муж утащил у нее золотое кольцо и сережки. Заодно поинтересуйтесь, кто ободрал Марченко щеку. Он утверждает, что это сделала жена. И еще одно. Узнайте в отделе скупки ювелирного магазина, сдавал ли им Марченко эти вещи. И за сколько. Все! Удачи!
Во второй половине дня Галич заходит к Улицкому. Кроме хозяина кабинета он застает там еще и подполковника Горейко, листающего дело об убийстве Крячко. Кабинет наполнен синим табачным дымом – там, где собираются вместе такие заядлые курильщики, как Горейко и Улицкий, – можно смело вешать в воздухе топор, и капитан вынужден сесть ближе к открытой форточке.
– Какие новости, Александр Иванович? – торопит его Улицкий.
– О том, что Марченко выкрал из дому золотые вещи, его жена узнала только сегодня. От меня… Когда заглянула в опустевший тайник, едва не лишилась сознания. Эти вещи достались ей по наследству от умершей три года тому назад тети. Золото прятала, как она выразилась, на «черный день».
– А этот сукин сын взял и пропил, – ни к кому не обращаясь, сокрушенно качает головой подполковник. – Была бы моя власть…
– Жена Марченко, – продолжает между тем Галич, – показала, что в тот вечер щеку своему мужу разодрала она. Старший сын подтвердил ее слова. Она заявила, что с того злопамятного вечера мужа своего не видела и знать не знала, где он находится.
– Если все это правда, то Марченко действительно не знал, что Крячко мертв. А скрывался он потому, что боялся возмездия за кражу золота у жены… Кстати, что вам сказали в скупке?
– Кольцо и сережки Марченко сдал туда сразу на второй день. Получил за них сто пятьдесят рублей.
– Это что же получается? – смотрит на следователя Горейко. – Марченко к убийству непричастен и его следует отпустить?
– Скорее всего, да, – соглашается с подполковником Улицкий. – Тем более что проведенная экспертиза показала: кровь, обнаруженная под ногтями Крячко, ничего общего с кровью этого пропойцы не имеет. Такие вот дела, товарищи сыщики…
– Как говорится: «Эта песня хороша – начинай сначала!» – хмурится Горейко. – Вот только, с чего начинать. Есть у нас хоть какая зацепка?
– Если не считать отпечатков пальцев третьего человека на бутылках из-под «Наполеона» и стаканах, то ровным счетом никаких, – напоминает Галич.
– Отпечатков, которых нет ни в одной картотеке, – бормочет подполковник.
– А что нам, собственно, известно о «Наполеоне»? – пустив под потолок густую струю табачного дыма, неожиданно спрашивает следователь прокуратуры.
– Полководце или коньяке? – осведомляется Горейко.
– Я имею в виду коньяк, Евгений Яковлевич, – уточняет Улицкий. – Что нам известно о нем, кроме того, что его часто употреблял Крячко? Возможно, это та единственная ниточка, которая может как-то вывести нас на убийцу.
– Единственное, что я определенно знаю, так это то, что никогда не видел этот коньяк в глаза. И не пил, разумеется, – усмехается капитан.
– Это уже кое-что! – не без иронии замечает Улицкий. – Кстати, мне тоже не приходилось лакомиться «Наполеоном».
– Да! – спохватывается Галич. – Один мой одноклассник работает бухгалтером в управлении торговли. Сейчас мы выясним кое-что насчет этого коньяка. – Капитан пересаживается к телефону и через три минуты выдает справку: – В первый и последний раз, да и то в небольшом количестве, этот коньяк продавался в Бережанске два года тому назад. В ресторанах не бывает.
– Не доставляли же этот коньяк для Крячко из Франции! – начинает хмуриться Улицкий. – Возможно, «Наполеон» бывает в других городах?
– В других бывает, – откликается Горейко, прикурив очередную сигарету. – В позапрошлом году мы с женой отдыхали в Сочи, и я видел в одном из ресторанов этого самого «Наполеона». В магазинах же он не продавался.
– Следовательно, – подхватывает Улицкий, – он может быть в ресторанах и других курортных городов: Пицунде, Гагре, Ялте…
– Не исключено, что этот напиток есть в ресторанах Москвы, Ленинграда, Баку, Еревана, Тбилиси… – добавляет Галич.
– В таком случае, – оживляется Улицкий, – следующий вопрос будет таким: каким путем этот коньяк может попасть в Бережанск?