Следы ведут в прошлое

– Слу-ушай! – страдальчески морщится Сванадзе. – Зачем ти пугаешь мэнэ дырэктор… Зачем дырэктор? Я что, задаром у тэбэ прошу? Или ти думаеш, что у мэнэ нэт дэнэг? Вот оны – дэнгы! Полный карман!

Сванадзе с размаху хлопает себя ладонью по груди, где во внутреннем кармане, кроме служебного удостоверения, расчески и купюры в сто рублей, ничего нет.

– Да пойми ты… – при упоминании о деньгах Потурай становится покладистей. – Каждая бутылка «Наполеона» на учете у директора. Она держит его для этих… шишек там всяких…

– Слушай! Неужэлы нелза харошэму человэку атпустыт адын бутылка «Напалэона»? – умоляюще смотрит в глаза Потурая назойливый грузин. – Всэго адын бутылка! Будэш в Сухум – я тэбэ дэсат бутылка этот «Напалэон» дам. Даром! А ты… – окончательно расстроенный Сванадзе выхватывает из кармана сотенную бумажку и трясет ею перед глазами экспедитора. – Вот аны, дэнгы! Тэбэ что, нэ нужны дэнгы?

Деньги Потураю нужны. Исключительно ради денег три года тому назад он сменил должность инженера-конструктора в Бережанском филиале института Укрколхозпроект на более чем скромную работу экспедитора ресторана «Золотой колос». И не прогадал: хотя зарплата здесь мизерная, зато у него уже есть машина, новенькие «жигули», и кое-какие сбережения. Спасибо землячке, Елене Корнеевне, что надоумила бросить филиал и взяла к себе.

– Так у меня сдачи не будет, – хитрит Потурай.

– Слу-уша-ай! Какой сдач? Зачем сдач? – горячится грузин. – Я даю тэбэ дэнгы – ты мне даеш «Напалэон». Я гавару: балшой спасыб! И ухожу. Тэбэ харшо – и мнэ харшо! А ты – какой-та сдач…

– Ладно! Хрен с тобой! – решительно выпаливает экспедитор, давая понять, что идет на большой риск. – Так и быть, принесу тебе этого «Наполеона». Гони монету и жди меня вон в том коридоре.

Через несколько минут Потурай возвращается. Под халатом у него бутылка, которую он придерживает обеими руками.

– Держи своего «Наполеона»!

– Вот спасыб, дарагой! – радуется Сванадзе. – Вэк нэ забуду!

Он хочет спрятать бутылку в свою сумку, но та, как на зло, не открывается: «заело» замок-молнию.

– Вот, чорт! – ругается в сердцах грузин. – Падэржи, дарагой, бутылка, я сичас аткрою…

Потурай берет обратно бутылку, а Сванадзе, дергая туда-сюда замок, мысленно произносит: «Подержи, дружище, подержи! Покрепче держи! Чтобы побольше осталось на ней твоих пальчиков. Может, ты и есть тот третий, который пировал с Крячко?» Замок наконец открывается, и Сванадзе, взяв из рук Потурая бутылку с коньяком за горлышко, бережно опускает ее в сумку.

26

Письменное заключение экспертизы, проведенной старшим лейтенентом Ковтуном, было категоричным и однозначным: отпечатки пальцев, обнаруженные на бутылке с коньяком «Наполеон», доставленной в горотдел лейтенантом Сванадзе, и отпечатки пальцев, найденные на предметах, изъятых при осмотре места происшествия в квартире Крячко, принадлежат одному и тому же лицу – экспедитору ресторана «Золотой колос» Потураю Игорю Михайловичу. Из этого следует, что тот, последний в своей жизни вечер, покойный Крячко распивал дефицитный французский коньяк вместе с вышеупомянутым гражданином Потураем…

Одиннадцать часов утра. Метрах в пятидесяти от ресторана «Золотой колос» останавливается милицейский «москвич». Из него не без труда – с таким ростом всегда определенные неудобства – выбирается капитан Галич. На сей раз он направляется с визитом к Потураю, а Сванадзе остается в машине. Массивная дубовая дверь оказывается запертой, и, поскольку ресторан откроется не скоро, Галичу ничего не остается, как воспользоваться все тем же черным ходом. Чтобы привыкнуть к нему после яркого солнечного света, капитан вынужден добрую минуту стоять с закрытыми глазами. После этого, заглянув в ближайшую открытую дверь, – за ней оказывается моечная – он видит там ту самую рыжую девушку, с которой вчера разговаривал Сванадзе. Она перемывает фужеры. На вопрос Галича, где можно увидеть Игоря Михайловича, девушка выходит к нему в коридор и показывает на отдаленную полуоткрытую дверь.

– Игорь Михайлович в кладовой.

– Кто меня спрашивает? – слышится из-за двери, на которую указала девушка, глуховатый мужской голос.

– Свои! – отвечает Галич, ступая в просторное и довольно прохладное помещение, заставленное урчащими холодильниками и стеллажами, на которых теснятся ящики и картонные коробки со всевозможными продуктами и напитками. Потурай перекладывает из целлофанового мешка в один из холодильников мороженые куриные тушки.

– Что за «свои»? – отзывается он, не оборачиваясь.

– Потурай Игорь Михайлович – вы? – вместо ответа спрашивает капитан.

– Конечно, я!

– Мне надо поговорить с вами.

– Раз надо – поговорим, – беспечно роняет экспедитор.

Чувствуется, что разговаривать с людьми, проникающими в ресторан с черного хода, дело для него привычное. Но вот он запихивает в холодильник последнюю тушку, оборачивается к Галичу и… вздрагивает.

«С чего бы это? – недоумевает капитан. – Видит вроде бы меня впервые. Да и не в милицейской я форме, чтобы от меня шарахаться».