Следы всегда остаются

Майборода, «не сторговавшись», отошел от нее, и, незаметно подойдя к старшему сержанту Бдыкину, прохаживавшемуся недалеко в гражданской одежде, спросил:

— Видел, с кем я торговался?

— А как же! Я все время наблюдал за вами.

— Нужно установить, где она живет.

— Ясно.

— За вами будет следить Ковалева. В необходимый момент дальнейшее наблюдение передайте ей.

Немного походив по рынку, Майборода увидел вторую женщину, в синем платке, с загорелым полным лицом, которая также продавала отрез шелка. Поторговавшись с нею, Майборода и на этот раз «не сошелся в цене», однако цвет шелка, который продавала эта женщина, был точно такой, какой исчез со склада. «Это уже заслуживает внимания, — подумал он, — такую нельзя упускать».

Неподалеку от себя он увидел переодетую в гражданское платье Ковалеву, которая бойко торговала. Майборода подошел к ней и стал настойчиво прицениваться, а когда вблизи никого не оказалось, тихо и быстро сказал:

— Наблюдай за мной. Нужно проследить за женщиной, с которой я только что торговался. Следить буду я, если до конца не смогу, передаю тебе.

— А если она продаст?

— Тогда ты пойдешь за женщиной, а я за покупателем.

— Гражданин, покупайте скорее или удаляйтесь, мне некогда с вами время терять, — вдруг певучим голосом протянула Ковалева, увидев, что к ним приближается обладательница шелковой ткани, похожей на исчезнувшую со склада.

— Мне это не подходит, — сказал Майборода.

Он отошел от Ковалевой и направился в сторону ворот рынка, не упуская из виду женщину в синем платке. Он видел, как она свернула ткань и, положив в хозяйственную сумку, вышла с базара. Он шел за ней, неся в руках «купленную» на рынке фуражку. Женщина остановилась на автобусной стоянке. Он подошел к ней и обратился, как к старой знакомой.

— Ну, как, продали?

— Везу обратно, — отвечала женщина, — сегодня не толкучка, а черт знает что!

— Нужно было мне отдавать, — с наигранной укоризной проговорил Майборода. — Я вот, вместо подарка для жены, себе купил, — и он показал фуражку.

Скрипя тормозами, подошел автобус. Они с трудом протиснулись внутрь забитой до отказа машины.

— Вам далеко? — поинтересовался Майборода, предлагая ей садиться.

— Да, мне до конца, — женщина села. — Спасибо. Я с вами чуть не повздорила, а вы оказывается добрый.

— Ничего, это бывает. Ну, мне пора.

Майборода вышел из автобуса. Но наблюдение за женщиной не прекращалось.

Через час младший лейтенант стоял в кабинете Бородина и четко рапортовал:

— Товарищ майор, наблюдением на вещевом рынке установлено, что шелковую ткань продавали жительницы нашего города Птушкина Клавдия Ивановна и Воронкина Анастасия Федоровна.

— Что еще о них известно? — вглядываясь в лицо Майбороды, спросил майор.

— Больше ничего. Пока только установлены их адреса. Одна из них живет недалеко от Крамова, — добавил он после паузы.

— Вот как! — Бородин внимательно посмотрел на Майбороду.

«Уже второй называет мне его имя. Не может быть…» — думал он, но на лице его не дрогнул ни единый мускул.

— Надо узнать, почему и чью шелковую ткань продают Птушкина и Воронкина, — сказал он коротко.

IV

День шел за днем. Казалось, было уже достаточно данных, чтобы приступить к прямому выяснению обстоятельств дела. Птушкина и Воронкина занимались продажей шелковой ткани. Крамов жил с одной из них рядом, догадывался о возможной проверке пропусков, терялся, болел, явно выдавая свое необычное волнение в связи со всем случившимся. Молодой, немножко горячий лейтенант Никулин попросил у Бородина разрешения допросить Крамова в милиции.

— Ни в коем случае, — резко возразил Бородин. — И никогда не поступайте так, товарищ лейтенант, — добавил он после недоуменного молчания Никулина. — Побывать в милиции на допросе — это уже травма для советского человека. А если подозрения окажутся беспочвенными? И потом, — произнес он задумчиво, — с Крамовым, товарищ лейтенант, я поговорю сам. А вы уже там в конторе, если это необходимо, говорите с ним сколько угодно.

Бородин совершенно очевидно старался отвлечь внимание Никулина от Крамова. Это уже казалось странным. Если он что-то знает другое, почему не расскажет, не объяснит, или в данном случае речь идет об обычном упрямстве и нежелании верить фактам, чем кажется, отличался Бородин, «Кто думает о травме, а кому-то приходится чуть ли не сутками торчать в товарной конторе», — с раздражением подумал Никулин.

Снова в товарную контору он пришел злой, недовольный всем. И первым, кого он встретил, был Крамов, осунувшийся, бледный, опирающийся на палочку. Никулин, едва сдерживая себя, протянул ему руку, поздоровался.

— Ничего нового? — тревожно заглядывая в глаза Никулину, спросил Крамов.

«И он еще спрашивает!»

— Ничего, — буркнул Никулин.

— Что будем делать? — спросил его Крамов, приглашая в свой кабинет. Никулин вошел в маленькую, тесную комнатку с маленьким письменным столом и низким окном.

— Все документы на поступающие грузы хранятся у старшего кассира, — говорил Крамов. — Я не допускаю и мысли, чтобы он мог.

— А по отношению к кому вы допускаете мысль?