Их было немыслимое количество. Они были немыслимых акриловых расцветок. Обложки пестрили немыслимыми голо-систыми красотками (явными шлюхами), мышцатыми дебилами в черной коже (явными гомиками), толстоствольными стрелятельными орудиями (явно не функциональными), лужами крови (явный кетчуп). Но -- неважно. В конце-концов, фантик -- дело десятое, зависящее от вкуса художника или отсутствия такового. Главное -- что внутри!.. Жилин прикинул, как смотрелся бы тут томик Федора Михайловича, хотя бы "Преступление и наказание", оформленный соответственно: Сонечка Мармеладова во-от с такими... глазами, вся в слезах и больше ни в чем; монструальная оскаленная рожа Раскольникова; топор в кровавых потеках... бр-р! Впрочем, Федор Михайлович на развале отсутствовал. Зато! Зато!..
Жилин взял однотомный кирпичик с голым онанирующим рогатым козлобородом на обложке (постВальехо). Пролистал титульный. Чикаго. 1995. Оглавление. Надо же! И "Нечисть", и "Автонекролог", и "Прибытие"! Шехтман! Почти весь. Надо же!
-- Это круто! -- доверительно подсказал чавкающий чуингамом продавец, закидывая удочку.
Жилин кивнул, мол, знаю, и продолжил поиски выходных данных. Да никаких! Просто: Чикаго. 1995... Надо же! Шехтман! В России! Рыжий заика, воспринимаемый многими даже умницами как шизоид, рискованный шутник милостью божьей, умерший и воскресший, литература как упорядоченный бред, а что есть жизнь, если не упорядоченный бред... Возьму, сказал Жилин и сунул "кирпичик" под мышку, потому что надо было освободить руки. Которые потянулись дальше...
"Покровитель"! Возьму, сказал Жилин. Не читал дотоле. В Африке как-то не попадался. Но "Покровитель" и в Африке "Покровитель" -никто не читал, в глаза не видел, но автор заочно приговорен вудуистами к... вудуированию за вудухульство. А также христианами, мусульманами, иудеями -- за иисусохульство, аллахульство, иеговохульство. Хотя "Покровитель" не про то и не за тем. И почитаем! А то, видите ли, я не читал, но скажу!
-- Это еще круче! -- чавкнул продавец, водя блесну. -- Запрещенная везде. Только у нас!
А там? А левее? А внизу? Глаза разбегались. "Энциклопедия третьего рейха", ф-серия "Локид", весь Жапризо, весь Хеллер, весь папа-Хэм (с "Вешними водами" включительно, псевдоподражанием Шервуду Андерсону, не с издевкой, как полагают литпридурки, а из почтения к учителю)... А во-о-он справа у вас что? Неужто?.. Ну-ка, покажите, затребовал Жилин.
-- Братищев, -- чавкнул продавец, констатируя неудачу с наживкой. Ему было лень тягать двенадцатитомную стопку. Во клиент пошел! Захватают товар пальцами, десяток книг переберут, а покупать не купят. -- Братищев, ну!
Вижу, упрямо сказал Жилин, покажите! Господи-боже-мой! Действительно Братищев! Полный! С комментариями Минца! И без похабной обложечной пестроты! С иллюстрациями Карапета Ашмаряна!
-- Это вообще крутизна! -- чавкнул продавец, учуяв: клюет, клюет! подсекай, подсекай!
Возьму, сказал Жилин. Он с сожалением вернул на место Шехтмана, "Покровителя", папу-Хэма... Можно ли объять необъятное? Нельзя объять необъятное!
-- Братищева возьму, -- сказал Жилин. -- Сколько я должен?
Продавец сказал, сколько Жилин должен.
-- Как? -- переспросил Жилин, отнеся услышанное за счет чавкающей дикции.
Продавец с удовольствием повторил.
-- С ума сойти, -- честно сказал Жилин.
-- Братищев! -- в интонации "Дык!" чавкнул продавец. -- С картинками! Берем?..
-- Разумеется, -- пробормотал Жилин, опуская глаза, чтобы отсчитать названную сумму и заодно не видеть жующей физиономии. Десятки не хватило. В рублях. -- Вы ничего не имеете против долларов?
Можно было отлучится до ближайшего обменного пункта и вернуться, но Жилину захотелось поскорее уйти и уже не возвращаться. Пять лет назад, помнится, в столице никто ничего не имел против долларов, против рублей -- да, но не долларов.
Физиономия продавца разительно изменилась. Чавканье прекратилось. Скулы закаменели, будто чуингам намертво склеил челюсти. "Крепок, как гранит, Варшавский Щит!" Плакат.
-- А ну канай отсюда! Валютчик! Гад подколодный! Нет рублей, и не хапай товар! Мы торгуем за рубли, поал, гнида! Только за рубли! Засунь свои баксы себе в задницу и канай отсюда, поал?! -продавец форсировал голос, явно привлекая внимание прохожих.
Нелогично. Даже если к доллару почему-то здесь охладели, зачем орать-то! И не охладели, отнюдь! Это жвачное говядо предпочло бы... не рубли. Судя по флюидам. Однако демонстративно блажило. Вот-вот. Демонстративно. Будь Жилин блюстителем-провокатором, испытывающим гражданина на благонадежность, и раскуси гражданин подвох, именно так блажил бы гражданин, смачно именуя подставного "валютчика" и гадом подколодным, и гнидой, а то и козлом в клеточку. Собственно, так оно и... Кроме того, что Жилин -- не блюститель-провокатор.
-- У меня просто мало рублей, -- дружелюбно сказал Жилин. Дружелюбие далось с усилием. -- А долларов много. Я просто бедный турист. Богатый.