Слэн

Холройд вышагивал по устланному ковром полу. Его основным теперешним поведением должна быть, очевидно, покорность. Он должен выяснить все что следует, узнать о положении, прежде чем составить свой план действий. Хождение по комнате привело его к дальнему концу комнаты. Он выглянул через дверь.

Разноцветное стекло смягчало сияние солнечных лучей, которые лились со стороны террасы, с цветами, травой, деревьями и возвышающимися над ними очертаниями города.

Холройд открыл одну из дверей и вышел. Ветерок дул с террасы. Он ласкал его лицо и вносил аромат сада в легкие, в этом аромате чувствовался привкус соленой воды. Но то, что привлекло его внимание, было городом. Часть его, которую он мог видеть, лежала вдоль берега зелено-голубого океана. Все сверкало, глаз выделял в изменяющемся плетении конструкции, частично сплетающиеся с зеленой кроной деревьев.

Он внезапно остановился у небольшого ручейка, который был коротким. Вода просто булькала, стекая с каменистого края, и исчезала. Он двинулся осторожно вперед, спотыкаясь о камни. За садом был камень фута в три высотой, а ниже… бездна.

Пропасть начиналась за барьером из камня и падала ниже, ниже, ниже… Холройд не мог видеть путь ручья, как он изливался в потрясающую бездну, по крайней мере, в полмили глубиной.

Никогда не существовало пучины, которой бы более точно подошло название Великий Утес. В его отдаленном днище был усеянный скалами язык моря. Ничего пригодного для гавани там не было, только потрясающий рев хлещущей воды бил в уши. Вода сбегала пенящейся массой меж двух скалистых уступов из огромного океана за ними и образовала залив. Он был две на три мили площадью, и на его противоположном берегу начинался город.

Море и утес, который принимал на себя его ярость, запечатлелись в виде ярчайшего образа в его памяти. Но до какого-то момента главным среди них был город. Он был белым, и голубым, и зеленым, и красным, и желтым, и еще невообразимо разноцветным. Под лучами солнца он сверкал, как драгоценный камень, хотя, может быть, и не совсем так. Он был огромным, со своими колокольными купелями, сводами, шпилями, уходившими за горизонт. Он изгибался вдоль берега, повторяя форму воды, казался ее проекцией, искаженной расстоянием.

За ним маячили смутные очертания леса; где-то там, должно быть, находился домик в джунглях, откуда его перенесли.

Холройд коротко хмыкнул. Ему следует остерегаться этой женщины, Лоони. Дважды она подвергала его опасности.

В камень возле него ударилась стрела, на какое-то время как бы прилипла к нему, а потом медленно, но со все возрастающей скоростью полетела вниз, в бездну, из которой она прилетела. Холройд глянул туда. На какое-то мгновение он был ошарашен.

Немного ниже его, футах в пятидесяти, вверх по краю пропасти ползла небольшая фигурка. Вторая стрела должна была попасть ему в голову, но он вовремя укрылся за камнем. Затем опять высунулся. С первого же взгляда он определил, что нападавшей была высокая, худощавая молодая женщина.

Когда потрясение прошло, тревога Холройда улеглась. С любопытством он разлегся на камне и стал ее внимательно рассматривать. Он увидел, что женщина цепляется за различные темные корни, которые тянулись перпендикулярно из стены утеса. Лук, который только что звенел, был перекинут через ее плечо. Ремень, опоясывающий ее, поддерживал саблю в ножнах. Как он заметил, ее пальцы искали новые точки для опоры, и таким напряженным был момент и так велика была опасность для нее, что Холройд инстинктивно напряг свои мышцы и потянулся к ней.

Он позвал:

— Кто ты? Что тебе надо?

Ответом ему был хриплый, карабкающийся шум и тяжелое дыхание, с которыми фут за футом женщина подбиралась к нему. Внезапно Холройд почувствовал себя изолированным. У него появилось тяжелое чувство одиночества человека в этом чужом мире. Город, на фоне смутно вырисовывающегося залива, казался отдаленным и чужим.

Непроизвольно он оглянулся назад, на дворец. Он мог видеть только часть его, просвечивающуюся через зеленую крону сада: длинное, приземистое здание белого цвета. Нигде не было никакого движения. Ни звука не исходило оттуда, никаких признаков жизни. Словно старый и безжизненный реликт забытых веков, возвышался он над неуспокаивающимся морем. Старый и мертвый. И только он с этой женщиной, пытавшейся убить его, были реальными и живыми.

Он увидел, что женщина отдыхает, придерживаясь одной рукой за выступ. Она изучала его, ее лицо, вырисовывающееся не более чем в шестнадцати футах от него, выглядело таким враждебным, что Холройд поморщился.

Женщина обратилась к нему резким тоном:

— Не удивляйся моему появлению. Я устала от долгого подъема. И пожалуйста, прими мои извинения. Я не узнала тебя. Я думала, что меня обнаружил стражник.