Слепая бабочка

– Да. Любят, обожают, восхищаются, и каждый, каждый норовит отщипнуть кусочек от его света, урвать для себя немножечко радости и красоты. Их нельзя винить. Жизнь большинства людей темна. Кусочек чужого огня, чужой радости, которые достаются так легко. Но никому даже в голову не приходит дать что-то ему. Зачем? Совершенство ни в чём не нуждается. Раз отдаёт, значит, у него много. Благодарить не обязательно, можно только обижаться, что отдал мало. А ты…

– А что я? – пискнула Арлетта, начисто упустившая нить возвышенных рассуждений.

– Когда он потерял себя, ты была его посохом и щитом. Никто и никогда раньше не был ему опорой. Даже в детстве он… Ну да ладно. Сам он от тебя никогда не откажется. Отпустит, конечно, если ты будешь настаивать, но… Хм. А может, и не отпустит. Что думаешь?

– Мне без него плохо, – уныло сказала Арлетта, – я влюбилась, наверное, ещё тогда, на дороге… Только как-то неправильно… Мы даже ни разу не целовались. Ой!

Не годится обсуждать такое с посторонними.

– Поцелуетесь ещё, – пробурчал крайн, – ох, с девицами объясняться… Не умею я… И в головах у вас вечно…

– Неразбериха?

– Да. Вроде того. Без него плохо – это я понимаю. Удержать его здесь, ты, наверное, сможешь. Побудет ещё с нами наш Поющий крайн. Но с ним тоже не сахар. Тебе будет трудно. Он никогда не будет только с тобой. Призвание у него. Я боюсь, когда-нибудь ты устанешь, захочешь уйти, а ему будет больно. Понимаешь, он мне очень дорог, дороже, чем…

– Та-ак. Арлетта, чего у тебя лицо такое? Ты плакала?

В комнату ворвался Варка, увидел поникшую Арлетту, мрачного крайна и всё понял по-своему.

– Я же просил её не трогать! Я же говорил, не надо мне никаких перелётных дур с голубой кровью! Да ещё эти, курицы ревнивые! Раскудахтались! Ах, бедная девочка, ах, она нам не подходит. Пойдём, бабочка!

– Куда? – ахнула Арлетта, но её уже тащили к выходу. Только и успела увидеть, как господин Лунь, улыбнувшись, приложил палец к губам.

– Не бойся, я же тебя держу.

– Да-а, не бойся… тут же так высоко, что земли не видно.

– Не видно – значит, не страшно.

Ага, не страшно. Узкая неровная площадка, покрытая промёрзшим щебнем, словно гору пытались надрезать кривым ножом, откромсали кусочек и бросили. Где-то над головой та самая гора, снежная Белуха, немереные пуды льда и сухого, колючего снега. Должно быть холодно, но нет. Варка сказал – крылья греют.

А впереди пустота, туманная синь, чуть прикрытая розовыми барашками вечерних облаков. Огромный тонкий ковёр лежит над всем Пригорьем, Поречьем и Заозерьем. Наверное, отсюда и другие края видать, всю страну до самой Либавы. Там, внизу, уже совсем вечер. Люди простыми делами занимаются, печки топят, ужин готовят. Те, кто в дороге, торопят коней, спешат до темноты найти ночлег.

– Зачем мы здесь?

– Потанцуй для меня.

– Чего?! Прямо тут?!

– А почему бы нет? Здесь красиво.

Ага. Красиво. Ничего, кроме воздуха и облаков, и вечный, неумолчный шорох. Ветер стекает с холодной Белухи. Хорошо, Варка тёплый. Стоит сзади, обнимает крепко, рук не отпускает.

– Ты понимаешь, что я не могу упасть?

– Да.

Конечно, ему хорошо, у него крылья.

– Значит, и ты не сможешь. Я всегда тебя ловил. Доверяешь мне?

– Да.

Верно, ловил. Даже в Чернопенье, когда она до лестницы не допрыгнула, щит поставил.

– Помни, я твой щит. Всегда. Allez, Арлетт.

Арлетта зажмурилась, чтоб не так страшно было, и стала считать.

Раз-два-три-четыре, батман, пируэт. Ничего-ничего. Голова не кружится, руки-ноги слушаются, привычно отталкиваются от твёрдой, неровной поверхности скалы. Раз-два-три-четыре.

Пыл огня, воды стремленье,
Дрожь земли, ветров круженье.
Танцуй, саламандра, танцуй,
В вихре волшебном с тобой
Вьются потоки огня.
Танцуй, саламандра, танцуй
Для меня.

Варка поёт или горный ветер колдует? Ах, глупая канатная плясунья. Опять забыла про счёт, про правильные фигуры. Только кружение ветра, только плавный, свободный полёт. Глаза открылись сами собой, и Арлетта закричала. От ужаса или от счастья. Под ноги стелился бесконечный ковёр, в котором медленно потухали последние отблески солнца. Она бежала по облакам, взлетала над ними в лёгких прыжках на страшной высоте над Пригорьем, Поречьем и Заозерьем. Варка на далёкой скале казался светлым пятнышком, но поющий голос звучал рядом, утверждая, что она живая, свободная и очень нужна им всем: ветру, облакам, сияющим закатным светом горам, которые поют вместе с Варкой. Задохнувшись от такой свободы, Арлетта замерла, остановилась, но не упала. Варка тут же сорвался со скалы, распахнув свои безумные крылья, подхватил, понёс куда-то.

– Теперь боишься?

– Нет. Куда мы?

– А куда хочешь. Хочешь, к морю, хочешь, к Либаве слетаем. Не зря же так долго вдоль неё путешествовали. Да я всю страну тебе покажу.

– Так не видно же ничего. Ты несёшься как сумасшедший, и высоко очень.

Варка засмеялся, и они рухнули вниз.

– И-и-ии!

– Ну вот, а говоришь, не боишься.

– Дурак!