Слепая любовь

Казалось, еще минута, и этот «академик» расплачется — то ли от ожидания положительного ответа, то ли от уверенности, что «чудо» уже свершилось. Ну где ж теперь отказать? Запоздало проклюнулась мыслишка: «А было б тебе, Турок, не давать советов… Старый принцип забыл: кто их дает, тот чаще всего сам и выполняет. Ну куда ты теперь денешься, соглашайся. Но…»

Это самое, неопределенное «но» оставалось. И Александр Борисович, вопреки собственному же мнению, интуитивно чувствовал, что здесь будет не так однозначно и просто, как представляется. Большие сомнения вызывала у него просьба профессора, более напоминавшая мольбу. Ибо, что там ни говори, но уже просто в силу своего жизненного опыта Турецкий представлял, насколько тонким и щепетильным может оказаться это расследование. Не зря же сомнения мучат. Зато и Ирку запрячь можно будет — по всяким бабьим делам…

«Значит, поездка к Славке на неопределенный срок отодвигается, — с легкой грустью подумал Александр Борисович. — Нинка переживать станет, она уже намекала прозрачно, что если папе будет угодно посетить последнего своего, самого лучшего друга, то она немедленно последует за ним. Это ж рассказывать потом в колледже, что она живого тигра наблюдала в естественных условиях, — никто не поверит! Да, будет переживать… А с другой стороны, если поднапрячься и по-быстрому разобраться в смятенной душе юной рекламщицы… — или рекламистки? Надо будет узнать, как правильно, — можно и на край света успеть, пока Нинка не укатила обратно, в свою Британию».

— Ну ладно, — решительно кивнул Турецкий. — Раз уж и супруга советует, как отказаться? Давайте завтра в агентстве встретимся, где-нибудь… да сами скажите, когда вам удобно. Позвоните мне домой вечерком. Мы, наверное, после десяти будем дома. Да, Ириш? Надо ж еще сегодня и к ребяткам в «Глорию» заглянуть… — И он, посмотрев на счет, поданный официантом, полез в карман за бумажником. Жестом остановил профессора: — Не надо, я заплачу…

— Звоните, — торопливо улыбнувшись, сказала Ирина Генриховна и взяла мужа под руку, чтобы тому не пришло в голову продолжить разговор с Осиповым до самой стоянки машин у выхода из парка.

— Благодарю вас. — Профессор привстал и склонил голову, ну прямо как на великосветском приеме. И, проводив взглядом выходящих из бара Турецких, достал из кармана свой мобильник. — Костя! Ты даже не представляешь себе, как удачно все получилось! Я от него и особых возражений не услышал.

— Ну вот, а ты говорил… — пробурчал Меркулов в ответ. — А он ничего не заподозрил?

— Нет, слава богу!

— Хорошо. И пусть это будет нашей маленькой тайной. Смотри, Семен! Ни в коем случае не проболтайся. Саня упрямый, можешь все дело загубить…

— Да я уж понял… Спасибо тебе, Костя!

4

Вся команда была в сборе — за изрядно уже подчищенным столом, накрытым традиционно в директорском кабинете. Впрочем, Турецкие есть уже не хотели, а заехали, как обещали, лишь для того, чтобы соблюсти древний обычай — поднять рюмку в память ушедшего товарища. Вид у них при этом был не то чтобы благостный, но уж умиротворенный, это точно. Что и было немедленно отмечено всеми присутствующими, по лицам которых заскользили почти неприметные усмешки.

Наливая рюмки вновь прибывшим, Голованов чуть склонил голову к Турецкому и негромко спросил, пряча ухмылку:

— Домой-то хоть успели заскочить?

И Александр Борисович, словно отыгрывая подачу мяча, с той же миной сосредоточенной серьезности ответил:

— А что, разве не заметно?

Сева чуть не поперхнулся и, дернувшись, пролил водку на стол. Это было тут же замечено Ириной Генриховной, которая с осуждением взглянула на «шалунов» и укоризненно покачала головой. Но скорбное настроение, царившее в агентстве, по понятным причинам, с раннего утра, было вмиг развеяно. Да и чего там объяснять, скрывать? Кому не известно, что в семье Турецких вот уж более полугода длилось напряжение, перераставшее временами в открытое противостояние, и это несомненно и далеко не самым благоприятным образом сказывалось, разумеется, на рабочей атмосфере в агентстве. Так что надо ли пояснять, что установление мира у Турецких могло всеми коллегами только приветствоваться. И какое бы событие ни стало тому причиной — печальное ли, счастливое, — уже было без разницы. Турецкий это видел. Ирина? А кто ее знает!