Еду на переход было решено разделить между членами отряда, количество которого еще было неизвестно, но уже полученную свою часть Лера давно убрала в рюкзак. Опустившись на стул перед машинкой, она оглядела погруженный в тишину пустой дом. Родной маленький уголок, в котором им было так хорошо вдвоем. Ей даже почудилось, что она чувствует его запах, или это пахла лилия на окне? За время, что они жили здесь, этот запах стал прочно ассоциироваться с Мигелем.
И еще будет хорошо, мстительно подумала Лера, собирая волосы в хвост. Она вернет его. Чего бы это ни стоило; и соседи еще горько пожалеют, что посягнули на них. Набедренная кобура с «макаровым», мамин платок, шапка, куртка, перчатки с отрезанными пальцами, подсумки… Не забыла и пудреницу-талисман, подаренную когда-то Юриком. Наивным маленьким женихом. Ее Принцем.
Вроде все. Посидеть на дорожку. Но тело не хотело успокоиться и все сильнее подмывало закинуть на плечо рюкзак и двинуть за дверь, чтобы вернуться уже вдвоем.
Она посмотрела на часы. Время еще оставалось. Тянулось томительно и тягуче, словно издеваясь над сжавшейся, словно пружина, девушкой. Интересно, как там остальные, и кого вообще соберет в это предприятие Батон. Скоро увидим.
– Стой! Сто-ой! – стараясь перекричать рев волн, орал бегущий Треска.
Впереди Паштет возился вокруг чадящего зеленым дымом костра, который гнул к земле несущийся с моря ветер. Долговязый повар подбрасывал из ведра в топку комья слипшейся дурман-травы.
– Моя чемпа! Остановись! Ты что делаешь, гад?! – Налетев на приятеля, Треска выбил у него ведро и парочка, сцепившись, покатилась по земле.
– Хватит твоей дряни, достало! – визжал, молотя толстяка кулаками, Паштет, стараясь уклоняться от встречных ударов. – Наркоман хренов!
– Ты как заначку мою нашел, урод? Задавлю!
– Мы на задание собираемся, слышал?! – стараясь перекричать волны и птичий грай, истошно орал Паштет. – Общину спасать! Людей выручать! А ты… Нарк чертов!
Изловчившись, он саданул Треске в подбородок и тот, раскинув руки, упал, ударившись затылком о гальку.
– Ну, где тут твое дерьмо, – шаря по карманам товарища, злобно рычал запыхавшийся в потасовке Паштет. – Все найду. Все в огонь, потрох ты сучий. Псилоцибинист вонючий. Думаешь, мне такой друг нужен, а? Хрена лысого. Лысого, слышишь! А-а-а, вот оно. А еще где, за поясом, ну-ка, туша, вертись давай… Вот. И еще мешочек.
– Козел ты, – смотря в небо, обессиленно процедил Треска. – Кисет-то оставь.
– Ах, козел? – Вернувшись от костра, куда добросал найденные на Треске заначки, Паштет склонился к напарнику и встряхнул его за грудки. – И так от гадости всякой как мухи дохнем, а ты? Ты-то куда полез! Слабак! Трус! Времени на сборы осталось… А ты кумарил там по углам небось? Таракан! Отвечай, гнида!
– Пошел ты, – процедил толстяк, сделав попытку вырваться, но разъяренный Паштет словно обрел второе дыхание.
– Людей спасать надо! Боровикова сожрали, а у него сопливый остался, понял?! Вот-вот родится! Лерка с Батоном ту тварь поймали, а ты что делал, дурь шмалял? А теперь Мигеля забрали! Мужа Леркиного, слышишь? Мужа! Лерки нашей! НАШЕЙ, дебил! И ее вдовой теперь оставлять? Хрен тебе, шкура тупая, слышишь? Хрен!
Таким злым Треска друга не видел еще никогда и покорно трепыхался в его хватке, боясь открыть рот.
– Придурок! – Наконец долговязый устал и еще раз тряхнув, отпустил распластанного Треску. Сел рядом, тяжело дыша. Поднял камень, запустил подальше.
– И так умираем, – глядя перед собой, сморщился он от дыма. – А ты… На хрена? На черта оно надо, скажи? Мы же люди. Наши помощи ждут. Лера одна осталась. Плачет.
Треска с кряхтением кое-как сел, опираясь на мясистые ладони, посмотрел на него, хлопая глазками.
– Чего зыришь.
– У меня там, на «Грозном», за бульбулятором на крайний день лежало. – Треска шмыгнул носом, размазал кровь по скуле. – Чего сразу в нос-то. Принесу сейчас, не гаси.
– Само догорит.
Паштет поднял с земли еще один камень, перекатывая в ладони и чувствуя пахнущую тиной сырость. Кинул. За его спиной по берегу понуро плелся Треска.
Шумели волны, подбираясь к кострищу, а над ними кричали чайки.
Мелодия колыбельной звучала где-то совсем рядом, будто поющая ее мама была тут, вместе с ней. Безмятежное закатное небо с россыпью подернутых багрянцем заходящего солнца облаков отражалось на поверхности широкого спокойного озера. В пологих берегах, спускающихся прямо в воду, таинственно шелестел камыш.