Слепая вера

В "Новостях шоу-бизнеса" многочисленные звезды вели со своими личными демонами отчаянные битвы, в которых твердо рассчитывали победить — разумеется, с Божьей помощью. В "Мировых новостях" все более смертоносные бомбы взрывались в местах массового скопления народа. Армия трудилась вовсю в очень сложных условиях — как в миротворческих зонах, разбросанных по всему свету, так и на границах христианского мира, защищая их от миллиардов измученных холерой неверных, которые умоляли дать им хоть стакан чистой воды. В более приземленных "Новостях страны" сообщали о новых проявлениях бдительности и примерах торжества народного правосудия (к коему власти относились сочувственно, хотя официально одобрить его не могли), тогда как правительство, казалось, пассивно наблюдало за проникновением в общество прекрасно организованной пятой колонны педофилов. В "Новостях погоды" были привычные прорывы дамб, аварии на насосных станциях и повсеместные наводнения.

Интересно, думал Траффорд, почему бы им просто не прокручивать каждый день одну и ту же пленку? Новости всегда были одинаковыми, а небольшие изменения в географии и наборе действующих лиц каждый успевал выучить наизусть уже к девяти часам утра.

Еще два прогона этого блока, подумал он, и я на станции.

Предположительно, погибли несколько сотен...

Здесь, в гуще толпы, слов диктора было толком не разобрать: мешала какофония звуков, льющихся из бесчисленных коммуникаторов и плееров, которые висели на шее практически у всех горожан.

А смертнику всего семнадцать лет...

Ух-ух! Бух-бух!

И умер он, когда его...

Девчонка, девчонка, ты будешь звездой...

Чтобы избавиться от шума, Траффорд ввинтил поглубже свои собственные молчащие наушники. Его всегда раздражали шум, вид человеческих тел — и запах. Смешанный запах пота, ароматизированных косметических средств и еды. Особенно еды.

Большинство тех, кто двигался к станции, что-то ели: они слушали свою музыку, пялились на развлекраны и одновременно запихивали в рот пищу. Складывалось впечатление, что люди сознательно не дают отдыха ни одному из своих органов чувств. Конечно, в поезде будет еще хуже. Траффорду страшно было даже подумать об этом: тесная раскаленная жестянка, плотно набитая пассажирами, жующими пиццы, бургеры, куриное мясо и полезные для здоровья шоколадки с овсяными хлопьями. Он сунул за щеку мятную подушечку — это был единственный способ справиться с дурнотой но дороге на работу. К несчастью, в городе становилось все труднее найти мятные конфетки без шоколадной оболочки. Когда он спрашивал их и магазине, продавцы не скрывали удивления. Что плохого в шоколаде, скажите на милость?

5

В некоторых отношениях Траффорду нравились физиприсы. Он ненавидел толпу, но совсем неплохо относился к компании, не в последнюю очередь потому, что среди его коллег-госбандовцев были двое-трое симпатичных ему людей — он чувствовал, что у них за душой тоже есть что-то свое, чем они не спешат поделиться с другими. Правда, узнать это наверняка ему, конечно, никогда не удается. Такая уж штука эти личные секреты: они личные, потому до них и не докопаешься.

Призывы к откровенности и непосредственному выражению эмоций были столь же вездесущими, сколь и утомительными. Под потолком офиса Траффорда висел баннер. "Как самочувствие? — вопрошал он. — Расскажи соседу!" Это был один из двух официальных слоганов Министерства благосостояния. Второй предлагал: "Давайте сопереживать!"

Весь день напролет, по радио, телевидению и интернету, людей уговаривали эмотировать — смело раскрывать душу перед всеми и каждым.

"Скажи нам, что ты думаешь, — требовали диджеи. — Мы хотим услышать тебя! Что тебе не но нраву?"

Все врачи и духовные наставники твердили одно и то же: "Не прячься от своих проблем. Гордись своими чувствами. Победи своих демонов. Говори о себе!"

Но главное — таково было веление Храма. "Человек —Творение Божье! — гремел с церковной кафедры исповедник Бейли. — Все что мы есть, все что мы делаем, все что мы говорим — создано Богом-и-Любовью. А значит, говоря о себе, мы говорим о нашем Творце! Каждая наша мысль, каждое наше слово, каждая часть нашего тела, приносящая нам радость, — все это дары Любви, а потому их следует нести как знамя, видное всем иокруг! Скрытность же есть отвержение Любви, а тот, кто отвергает Любовь, не имеет веры!"

Траффорд был склонен к скрытности — а может, ему просто хотелось немного покоя. Каждый день он боролся с желанием заорать: "Послушайте! Давайте все дружно заткнемся хотя бы на пять минут!" Но не иметь веры было серьезным преступлением.