Она открыла рот и уже было шагнула ко мне, но вдруг остановилась и поджала губы.
А потом шмыгнула в кабинет и хлопнула дверью.
– Мне больно видеть тебя в таком состоянии, – сказал папа, попивая бурбон, пока я вилкой возила салат по тарелке. Мне подумалось, что, если немного его передвину, станет казаться, будто я поела, но кучка рукколы была другого мнения.
Я отпустила вилку и, повержено вздохнув, откинулась на спинку стула.
– Знаю. Извини, пап.
– Не хочу, чтобы ты извинялась за свои чувства. Хочу, чтобы ты рассказала мне, и мы выяснили, можно ли как-то исправить то, что причиняет тебе боль.
– Нет.
И хотя уголок его рта чуть приподнялся, папа свел брови на переносице, и очки в черной оправе сдвинулись на носу. Он покрутил стакан, сделал еще глоток, а потом поставил его на стол и наклонился ко мне.
На меня смотрели те же глаза цвета морской волны, только они были темнее, как и цвет кожи и волос. Но любой прохожий заметил бы, что мы родственники, что у него я переняла больше, чем у мамы.
– Все вышло из-под контроля, да?
Я кивнула и снова схватила вилку, чтобы просто чем-то занять руки.
Папа постучал по столу большим пальцем.
– Да, ты в таком возрасте, когда жизнь становится труднее. Наверное, ты еще не раз столкнешься с проблемами, решить которые будет непросто.
– Меня это с ума сводит, – призналась я. – И… мне больно.
Последнюю фразу я произнесла тихо и поморщилась, когда сердце сжалось с той же лютой болью, которая без промедления набрасывалась на меня с тех пор, как Клэй меня бросил.
Он меня бросил.
Я до сих пор не могла в это поверить.
Я всегда думала, что стадии горя надо прожить по порядку, но поняла, что болтаюсь между ними, как мячик, и врезаюсь в отрицание, чтобы быстро перемахнуть к гневу, а потом впасть в депрессию. Хотя принятия я еще не достигла.
Отчасти я даже надеялась, что никогда его не достигну, потому как оно означало бы, что все произошло по-настоящему.
Случившееся до сих пор казалось кошмаром, словно это произошло с кем-то другим. Я не переставая смотрела на свой телефон, желая, чтобы Клэй позвонил, желая самой поднять трубку и написать ему. А когда поняла, что не хочу сталкиваться с ним на стадионе, задумалась, не уволиться ли вообще, чтобы больше никогда не приходилось его видеть.
В день матча мне без особого труда удалось загрузить себя работой. Даже после проигрыша нужно было разобраться с журналистами. Закончив, я поплелась к своему кабинету в расчете, что Клэй уже ушел или хотя бы вернулся в раздевалку.
Но он, безусловно, оказался в коридоре, смотря так, словно это я разбила ему сердце.
Побежать к нему мне хотелось так же сильно, как осыпать проклятиями и плюнуть в лицо.
Я была подавлена.
Обиднее всего мне было не из-за того, как Клэй поступил, а потому как я знала, что за этим кроется гораздо больше. Я как будто прочитала первые триста страниц триллера, а финал из книги вырвали, и так и не довелось узнать, какие тайны все это время скрывал главный герой.
Клэй не поделился со мной, хотя я знала, что ему больно, так же как и мне.
Что еще я могла сделать?
– Это как-то связано с тем приятным юношей, с которым ты так хотела меня сегодня познакомить? С тем, что внезапно слег с гриппом?
Я не стала отвечать.
Папа протянул руку, схватил меня за запястье и подождал, когда я отпущу вилку, а потом взял мои руки в свои.
– Мышонок, я не смогу помочь, если ты не расскажешь.
Я покачала головой.
– Просто я… не знаю, с чего начать.
– Обычно лучше начинать с начала.
Я попыталась улыбнуться ему в ответ, но не вышло.
– Примерно на десять минут ты должен забыть, что я твоя дочь.
Папа приподнял бровь.
– Хорошо, но теперь ты не уйдешь, пока все мне не расскажешь.
Так я и поступила.
Я не осознавала, как же мне нужно было довериться кому-то и рассказать о том, что происходило между мной и Клэем, пока слова не полились из меня потоком все быстрее и быстрее и я не стала сбивчиво тараторить. Я рассказала папе про Шона, про сделку, о том, что Клэй хотел вернуть Малию. Я упустила некоторые подробности, как именно мы разыграли наше небольшое представление, но не стала скрывать, что мы стали близки. Рассказала о том, что знала, как была ему дорога.
О том, как был мне дорог Клэй.
Когда я закончила, папа тихонько присвистнул и похлопал меня по руке.
– Ну, не стану скрывать, как мне хочется прибить этого парня за то, что обидел мою малышку.
– Пап.
– А еще не понимаю, зачем ты вообще согласилась на фиктивные отношения, – добавил он. – Хотя теперь названия некоторых твоих книг обрели больший смысл. «Мой фальшивый телохранитель».
В ответ я выдавила улыбку.
– Но, – продолжил папа, – вынужден согласиться: что-то тут не вяжется.
– Правда? – Я наклонилась к отцу, словно мы вместе пытались раскрыть дело. – Думаю, я бы поняла, если бы составила неверное мнение о его личности, неверно истолковала знаки и просто позволила какому-то подлому спортсмену воспользоваться мной.
Папа выгнул бровь, и я покраснела и отвела взгляд, решив не вдаваться в подробности.