— Сплетничать — это нормально. По одной из теорий, именно благодаря сплетням человечество развило речь. — Я без спроса забираюсь в пакет и достаю оттуда домашний пирожок, с удовольствием откусываю. — М-м-м, с капустой. Обожаю. Маме респект. Очень вкусно.
Платон проверяет, сколько до ближайшего населенного пункта, чтобы меня высадить. Много.
Продолжаю:
— На самом деле Дарина мне уже все рассказала: каждая сказанная Вероникой фраза заканчивалась вздохом по поводу того, как классно ей раньше жилось и в каком дерьме она оказалась из-за досадной ошибки. Сослали на целый год в колхоз. Я бы такую дрянь притопила.
— Жаль, тебя тогда с нами еще не было.
Смеюсь:
— Понятно. У вас всех посттравматический синдром имени Вероники. А я вообще-то искренне считаю работу здесь повышением. И эта строчка в трудовой мне здорово поможет. А еще мне здесь нравится.
— Реально?
— Шутишь? — Я делаю глоток кофе, потом фотографирую стаканчик на фоне панели мерса и трассы и отправляю енотам. — У меня строгая семья, я впервые в жизни свободна! Еду на фуре смотреть ралли. Смущаюсь из-за того, что натворила дел с тобой, предвкушаю встречу с Егором. Столько чувств и эмоций внутри, сколько давным-давно не было. Да и то, что было, пропитано больше горечью.
— Почему горечью? — интересуется Платон будто искренне.
Берет купленный для него кофе и снова пьет, забывшись. Опять морщится из-за сладости, но воспитанно молчит. Улыбаюсь шире. Самый добрый дальнобойщик.
Я снимаю куртку, потягиваюсь всем телом. Чат оживает — быстро просматриваю сообщения. Фотографирую Платона украдкой и отправляю девчонкам с припиской: «Потом расскажу». В ответ приходят проклятия. Смеюсь.
— Ты сказала, что цыганка и тебе такое нельзя. Это правда?
— Наполовину. Моя мама цыганка, папа буквально выкрал ее из табора.
— Серьезно?
— Да. Я... обычно о таком не рассказываю, но раз уж ляпнула. У меня есть сестра и брат. Бабуля. Родители. И все они предельно интересуются моей личной жизнью. Если какой-то парень провожает меня до дома, следующим утром за завтраком семья обсуждает его досье и прикидывает, какие у нас родятся дети. Когда он на мне, разумеется, женится. Потому что проводить девушку можно, только имея на ее счет серьезные намерения.
— Какой на дворе век, говоришь?
— Поэтому о столичных ночных клубах, где творятся непотребства и кокаин рассыпан по столам, — продолжаю вещать, проигнорировав справедливый подкол, — я точно так же, как и жители регионов, знаю исключительно по сериалам. Для меня Москва — это... парки, театры, семья. Работа. Мы с девчонками, конечно, ходим в рестики и бары, но обычно все максимально сдержанно. И мой брат откуда-то всегда в курсе!
— Эм. А разве так не у всех? — спрашивает Платон совершенно серьезно.
Я вспоминаю делегацию его мамы, с подружками и невестой Женей, и смеюсь в голос. Он тоже слегка улыбается. Вдруг становится легко-легко. И весело.
— Ну да, кому я рассказываю. Мамина корзиночка.
Достаю еще один пирожок. Еще тепленькие, явно ночью пекла и привезла к гаражу.
— Перестань меня так называть.
— А что ты мне сделаешь? Скажешь Егору, что высадил на трассе? Корзиночка-корзиночка-корзиночка...
— Хотя бы при коллегах! — злобно зыркает Платон.
Хохочу, дразню, не могу остановиться.
Потом некоторое время молчим. Он тоже достает пирожок, откусывает яростно, не менее эмоционально пережевывает. На меня вообще не смотрит, а я, улучив момент, напротив, разглядываю. Его дерзко короткую стрижку. Гладко выбритое лицо. Высокий лоб, прямой нос, очерченные скулы. Твердые на вид и жгуче-тосольные на вкус губы. Кадык Смолина дергается. Фактурный он мужик, запоминающийся.
— А ты обижаешься, да? — говорю аккуратно. — Я не со зла. Вы просто такие милые, аж чаем запить хочется.
— Меня сложно задеть по-настоящему. Но, если ты продолжишь стебаться публично, придется тебя поставить на место. В назидание остальным. А тебя, Элина, как раз задеть легко.
— Вовсе нет. — Отчего-то немного краснею.
— Ты колючая, но в критических ситуациях паникуешь и моментально теряешься. Ты как химера — смесь котенка и скорпиона.
— Это неправда!
— Это правда. Тебе нужно быть лучшей и идеальной для всех. А если что-то не сходится, сразу обида до неба и ядовитое жало в действии.
— А у тебя серьезные проблемы с базовыми настройками безопасности. Но так как я воспитанный человек, то не вылепляю их в лицо, когда меня не спрашивают.
— Полетело жало. Успевай уворачиваться.
Закатываю глаза, мысленно радуясь, что выбрала Егора. Мы в пути два часа, а Платон уже бесит. Нам точно нужно держаться друг от друга подальше.
К счастью, кабина и правда огромная. Я изучаю поднятую полку позади. Так понимаю, она откидывается, и можно спать. Ух ты. Надеюсь, не здесь ночевать будем?
Мы миновали лес и теперь пересекаем бесконечную степь, утыканную редкими голыми деревьями. Небо серое, висит низко. Моя спина затекает, и я, разувшись, забираюсь на сиденье с ногами. Ерзаю.
Достаю наушники, собираясь заткнуть уши, как вдруг Платон спрашивает:
— Как понять «настройки базовой безопасности»?
— Ты... эм... точно хочешь услышать?