Он переводит на меня глаза, и взгляд у него какой-то не такой... Маслянистый будто. В горле тут же образовывается болезненный комок. Так смотрят в барах пьяные мужики, от подобных взглядов лучше держаться подальше. Но именно у Платона этот взгляд не пугает. Напротив. Мне хочется, чтобы он продолжал на меня смотреть в этом разговоре. И хочется продолжать с ним разговаривать.
Он и правда не обижается. Это как-то... по-мужски, что ли?
— Размазала тебя? Прости.
— Если мы откровенничаем и ты прочитала сто книг по психологии, объясни, почему, несмотря на то что тебя холили и лелеяли с детства, твоя самооценка на нуле?
Вздыхаю.
— Если хочешь, не отвечай. Но я не понимаю. Ни хрена не понимаю, почему такая кисонька как ты, к тому же умная, прощала какого-то недоноска, а потом еще и читала из-за него книжки по психологии.
— Кисонька? — хихикаю я, неожиданно почувствовав себя польщенной. — Где вы, Платон Игоревич, набрались этой пошлости? Явно не на допзанятиях по химии?
— Я просто злюсь.
— Тут бы нам обоим не помешало выпить.
Он хрипло смеется:
— Точно. Обычно мы бухаем в ноль после гонки. Так что накидаемся за счет команды.
— О, и ты бухаешь?
— И я.
— И Егор?
— О да.
— У тебя классный брат, ты знаешь? Он очень мил в своем раскаянии. Ему ужасно стыдно, что поначалу бегал от алиментов.
— Там мутная была история, долго было неясно, кто отец.
— Ты защищаешь Егора?
— Он ведь раскаивается.
— Мне нравятся люди, которые совершали ошибки и признали их. Они... без синдрома бога, знаешь ли. Или с Егором что-то не так? Скажи мне, пока мы вдвоем. Скажи!
Платон снова смеется:
— С ним все так.
— Ты уверен?
— Когда мы в машине летим по бездорожью и он говорит, на сколько градусов выкрутить руль, я выкручиваю именно на столько. Не думая. Понимаешь? Егор сожалеет о той ситуации, и он правда изменился.
— Ты мне его «продаешь»?
— Я говорю как есть.
У тебя получается.
Глава 25
— Вообще-то, Сильвия идеологически крутая, — заявляет Платон. Стреляет крайне хитрыми глазами.
Я откидываюсь на сиденье и пританцовываю под музыку.
Десять часов в пути! Господи, мы уже все обсудили: работу, учебу, наш грант, пластик в принципе, системы очистки, экологию, будущее планеты и космоса. Китайцев! Последних — прямо вдоль и поперек.
Скупают патенты в бешеных количествах, и о пластике знают, казалось бы, все, но ничего, еще поборемся. Мы патриотично подметили, что у нашего проекта хорошие шансы. Запили кофейком из термоса Людмилы Михайловны и закусили пирожками.
Я поспала. Потом мы погуляли вокруг фуры, пообедали в какой-то забегаловке. Сделали зарядку. Егор звонил кучу раз, рассказывал о трассе, атмосфере, кто приехал, а кто не смог. Он предельно заряжен на победу. Как и Платон, в общем-то.
Сквозь путы сна я слышала, как братья вполголоса обсуждали будущий заезд. На эмоциях. Обо мне — ни полслова, и я немного успокоилась, поняв, что отошла на второй план. Это хорошо. Авось новые впечатления перекроют развернувшуюся драму, и мы сможем жить как ни в чем не бывало.
— Идеологически — это как? — спрашиваю.
Уже все равно, о чем говорить, можно даже о мифическом величии старых японок.
— Когда наши парни впервые вырвались на европейские соревы по дрифту, местные гонщики подходили и спрашивали: «Что это такое?» Потрясающая история, тебе нужно будет посмотреть один документальный фильм.
— Обязательно, — вздыхаю я, демонстративно перекрестившись. — Они таких машин не видели?
— Они охренели, когда Сильвия всех уделала. Зависит еще от того, кто в руле, но, блин, Эля, Сильвия дает хорошие показатели и без корректировок. А с ними-то разъеб. Поэтому я купил Акуленыша и делаю ее для души. Вот и ответ на твой вопрос, почему не бэха из салона. Это просто скучно.
Прыскаю, перенимая его настроение. У Платона раллийную машину зовут Акула, а личную — Акуленыш. Потому что еще не доросла по показателям.
— Егор тоже так говорит: в руле. Надо ведь «за рулем».
— За рулем, — поправляется Платон, но в следующей фразе опять сбивается.
Я уже догадалась, что это сленговое выражение. Они так все говорят. Если Платон обычно контролирует, с кем ведет беседу, и подстраивает речь, то Егор такими глупостями не заморачивается. Я частенько гуглю его фразы, устав переспрашивать.
Чем ближе мы к трассе, тем собраннее становится Смолин. А может, доспехи в виде огромного грузовика действуют? В любом случае его спортивная жажда победы действует и на меня.
Пару раз звонит его мама, Платон настойчиво и мягко повторяет, что не устал, что в порядке. Что быть за рулем фуры такой марки — в отпуск съездить. Вот раньше... Вот на таком-то грузовике пять потов сходит, пока доедешь. А тут-то что? Просто вперед смотри.
Людмила Михайловна явно сильно на нервах. Я пытаюсь разрядить обстановку, попросив телефон и похвалив пирожки, но ей это, очевидно, не нравится. Она коротко благодарит и сбрасывает.
— То есть ты вкладываешь все деньги в старую машину ради идеологии?
— Ты же сказала, что это доспехи. Прокачиваю. По-твоему, глупо?
— Думаю, ничего из того, что приносит удовольствие, не глупо.
— А что приносит удовольствие тебе?