Слепящий нож

Пора разбить эту старую линзу.

– Бери весла, – велел Зимун.

Кип на ощупь отыскал их, слыша, как Зимун забирается в лодку. Потом почувствовал, как люксин облекает его руки, приковывая их к рукояткам весел.

– Прогребешь час, потом я дам тебе еще воды и поесть. Давай! Перед нами долгий путь… братишка.

Кип принялся грести. Его левой руке это совсем не понравилось.

– Братишка? – переспросил он. Его голос звучал спокойно: без страха, без стыда.

– Мой дед Андросс Гайл вызвал меня в Хромерию. Он сказал, что остальную часть нашей семьи можно не ждать. Сказал, что думает о том, чтобы меня усыновить. Что у него на меня большие планы. – Он помедлил. – Что, ты не знал? Я сын Гэвина и Каррис. Зимун Белый Дуб.

Сердце Кипа упало настолько, что пробило дыру в днище шлюпки и убило десяток рыб по пути к морскому дну.

Он услышал скрежет металлических частей пистолета и подумал, что, наверное, Зимун все же решил его убить. Потом Зимун резко хохотнул:

– Мать святая, ну мне и везет! Ты только погляди на это: он был даже не заряжен!

Глава 115

Гэвин пришел в себя от того, что кто-то шлепал его по лицу. Он чувствовал себя отвратительно. В помещении было темно и воняло человеческими телами, не мытыми целую вечность, трюмной водой, водорослями, рыбой и людскими испражнениями. Его запястья были скованы. Он был полностью раздет, за исключением набедренной повязки.

Новый шлепок был настолько силен, что во рту появился вкус крови. Гэвин открыл глаза и посмотрел на стоявшего перед ним. В горле и легких горело от морской воды, которой он пытался дышать, пока плавал в море.

– Пушкарь, сукин ты сын, – выговорил Гэвин. – Что ты делаешь?

Его голос звучал хрипло; от прошедшей ночи остались только смутные воспоминания.

– Ты ведь не можешь извлекать, верно?

Гэвин поднял перед собой руки. Он чувствовал себя пустым и беспомощным. В трюме было настолько темно, что у него ушло бы несколько минут, прежде чем он сумел набрать достаточно света, чтобы представлять хоть какую-то угрозу. Да и призвать необходимую для этого волю тоже было проблематично, учитывая, насколько ужасно он себя чувствовал.

– Дай мне пару минут, – отозвался он.

Его левый глаз заплыл. И было еще что-то…

О, Орхолам! Гэвин потрогал свою грудь – на ней не было ни царапины. Какого черта? Что же тогда за кошмары ему привиделись? Насчет того, будто бы его насквозь проткнули мечом? Может, его чем-то опоили, чтобы умыкнуть с флагмана?

– Твои глаза синие, как у Азуры, лорд Гайл, – продолжал Пушкарь. – Ни намека на ореол… Всегда терпеть не мог люкслордов, когда они начинают важничать. Указывать всем вокруг. Сами-то небось никогда не захотят тянуть лямку вместе с людьми.

Он тихо рассмеялся, словно сказал что-то забавное.

– Но у меня имеются свои решения для маленьких несправедливостей, которые жизнь подносит мне под нос. Хоть корабль у меня и не шибко важный, держится он не хуже знатного лорда, верно?

– Это твое судно? – спросил Гэвин.

Он все еще никак не мог сориентироваться. Он сидел на скамье; рядом с ним сидел костлявый человек с седой бородой и длинными волосами, с большими выпуклыми глазами, тоже почти без одежды. Вообще, здесь все были тощими и полуголыми; все пили воду или жевали черствые галеты. Все были в кандалах. И все до единого смотрели на него.

– Вот именно, мое судно. Моя «Шальная кляча», как я ее называю, поскольку она брыкается так, что задницы у нас тут все время натружены. Она принадлежит мне, а ты теперь принадлежишь ей. Служи ей хорошенько, Гайл, поскольку, если старушенция пойдет ко дну, ты пойдешь ко дну вместе с ней!

Кандалы Гэвина лязгнули: другой конец был прикован к веслу.

– Пушкарь… – предупреждающе начал Гэвин.

– Капитан Пушкарь! Не забывайся, шестой номер, не то тебя выпорют кнутом.

– Да проклянет тебя Орхолам, ты что, не знаешь, кто я такой?

Прошло почти двадцать лет с тех пор, как Пушкарь работал на Гэвина. Может быть, время изменило его так сильно, что тот не распознал его без богатой одежды?

Пушкарь ухмыльнулся:

– Когда человек спрашивает: «Знаешь ли ты, кто я такой?», как правило ему стоило бы задать этот вопрос самому себе. Но видишь ли какое дело, Гэвин Гайл: я-то как раз и собираюсь дать тебе шанс это уяснить.

– Я не Гэвин, – упрямо возразил Гэвин. – Я Дазен. Мое имя Дазен Гайл.

Пушкарь настежь распахнул дверь, и в трюм ворвался поток солнечного света.

– Ходи под какой хочешь личиной[6], меня это все мало интересует. Для меня ты – галерный раб номер шесть. Третий ряд, место посередине. Но не беспокойся, если ты будешь хорошо грести и беспрекословно слушаться приказов, то уже через полгода переберешься на переднюю скамью! Хорошо, когда в жизни есть цель, а?

Он улыбнулся, сверкнув зубами:

– Ну-ка, парни!