Слепящий нож

Впрочем, у него не было надежды, что на флагмане его услышат. Там еще только зажигали огни и начинали поворот. При таком размере корабль сможет вернуться обратно минут через десять или пятнадцать – и не факт, что их вообще смогут найти. Если кто-то из гвардейцев и прыгнул в воду следом за ним, Кип никого не видел. И что более важно, они не будут в состоянии увидеть его, разве что ему очень повезет и среди них окажется извлекатель под-красного.

Кип изо всех сил боролся с паникой, стискивавшей ему грудь: это затрудняло дыхание. Его захлестнуло волной; он не вовремя сделал вдох и принялся откашливаться и отплевываться, пытаясь избавиться от воды в легких, так что едва не выпустил из рук тело отца.

«Орхолам… Милосердный Орхолам, только не это!»

Гэвин Гайл был мертв. Мертв!

«Всемилостивый Орхолам, прошу тебя, нет! Отец, почему? Зачем ты это сделал?!»

Немного успокоившись, Кип обнаружил, что во время схватки на юте набрал немного света. Он даже не заметил! Видимо, как и во время испытания по приему в гвардию, от страха и ярости его зрачки расширились сами собой, и он, сам того не осознавая, втянул в себя люксин. У него было немного красного и немного желтого. Он знал, что где-то там, в море, есть и другие корабли; ему нужно только дать им знать, что он здесь. Кто-нибудь наверняка его спасет!

Он сделал глубокий вдох и выстрелил из пальца вверх сверкающую желтую струйку. Даже это незначительное действие толкнуло его под воду, так что ему пришлось долго отфыркиваться и восстанавливать дыхание.

Интересно, подумал он, есть ли здесь акулы? И могут ли они чуять люксин? Он знал, что кровь чуять они могут, – и кровь Гэвина наверняка должна была их привлечь.

Однако Кип не стал паниковать; кажется, у него просто не оставалось сил для паники. Выждав минуту, он вновь поднял руку над водой и окружил палец красным люксином. С третьей или четвертой попытки ему удалось поджечь его с помощью желтого.

Но одновременно держать палец над водой, держать тело отца и плыть оказалось невозможно. Люксин погас; немного побарахтавшись в волнах, Кип попытался поджечь его снова, но красного оставалось слишком мало – его смыло почти весь.

Он услышал корабль раньше, чем увидел. Корабельный корпус заслонил свет за его спиной; на него набросили сеть, и спустя минуту Кип и его отец были уже на палубе. Их втащили и перевернули лицами вверх.

– Ну-ка, ну-ка, что у нас тут такое?

Говорящий разразился хриплым гоготом.

– Азура! – вскричал он. – Азура, ветреная ты девка! Прекрасная ты сука! Пушкарь любит тебя! Благодарю тебя, благодарю! Извинения приняты! Ребята, идите-ка сюда, ко мне, гляньте, что нам принесла удача вашего капитана!

Кип лежал на спине, вымотанный до предела. Сил оставалось только на то, чтоб дышать.

«Пушкарь?»

Мысли были вялыми, медленными. Пушкарем звали человека на том пиратском корабле, который Гэвин с Кипом, Лив и Железным Кулаком потопили возле Гарристона, не так ли? Гэвин тогда сказал, что не стал его убивать, потому что этот человек – мастер своего дела. Это был тот же самый или другой?

Капитан Пушкарь, черный как ночь илитиец в камзоле, из-под которого виднелась голая грудь, – камзол был уже другой, не тот, что в прошлый раз, – перевернул Гэвина, насколько позволял торчащий клинок. Это был тот самый Пушкарь. Проклятье!

– Проклятье, – пробормотал Пушкарь, глядя на клинок.

Он вырвал его из тела Гэвина и поднял к свету. Кинжал Кипа сильно изменился – теперь это был полноценный меч. Даже больше того! Широкое лезвие имело три с половиной стопы в длину, оно было белее слоновой кости и заточено с одного края. Вверх по клинку, перекрещиваясь, проходили две извилистые черные линии. В окаймлении этих черных, извивающихся, живых завитков все семь драгоценных камней теперь горели внутренним огнем, и каждый имел собственный цвет, от под-красного до сверхфиолетового. Вся тыльная сторона клинка представляла собой тонкое мушкетное дуло – лишь последняя часть, в ширину ладони, оставалась исключительно лезвием.

Пушкарь взмахнул клинком в одну и в другую сторону.

– Легкий, – сказал он. – Легче, чем должен быть для такого размера.

Потом он заметил мушкет, а также специальный вырез на клинке, куда можно было упереть пальцы, чтобы поддерживать ствол, и, не сдержавшись, радостно фыркнул.

Звук рвоты заставил Кипа и Пушкаря отвлечься от рассматривания клинка. Моряки загомонили: Гэвин перевернулся и извергал из себя воду на палубу. Потом он снова лег на спину, кашляя и хватая воздух ртом.

– Живой, что ли? Отнесите его в трюм, – распорядился Пушкарь. – Накормите, подлечите и свяжите покрепче. Только смотрите, чтоб не ушел! Это настоящий боец.

Матросы подняли Гэвина и потащили к трапу.

– Азура! Азура, смотри сюда! – вновь завопил капитан Пушкарь. – Я не какой-нибудь скупердяй! Ты делишься со мной – я делюсь с тобой! Этот человек мог бы мне пригодиться…

«Кажется, он говорит обо мне», – вдруг понял Кип.

– …Он цветомаг. Ты сама видела! А ты ведь знаешь, мне страсть как нужен цветомаг! На море трудно найти хорошего цветомага, Азура! Но ты опять мне помогла…

«Вот дерьмо…»