– Я потому спрашиваю, что для тебя такое поведение совсем необычно. Ты раньше никогда не убегала из школы.
– Это было важно.
– Почему, Тесс?
Она не ответила, только сморщилась, словно готовясь зарыдать.
– Из-за Зеркальной Девочки?
– Да.
– Она велела тебе туда пойти?
– Она никогда ничего не велит. Просто ей туда хотелось. Я и пошла.
– А что там искала Зеркальная Девочка?
– Не знаю. Наверное, хотела посмотреть, может ли увидеть свое отражение.
– Свое отражение? Где?
– В Оке, – сказала Тесс.
– Зеркало в Оке? Там нет зеркала.
– Не в зеркале – в
Маргерит была растеряна. Ответы Тесс пугали. От них отдавало сумасшествием. Сумасшествие: запретное слово. Мысль, которую нельзя произносить вслух. Она ненавидела разговоры о Зеркальной Девочке – в них звучало сумасшествие, и этого было не перенести. Маргерит казалось, что она может перенести почти все – травмы, болезни; она могла представить Тесс с ногой в гипсе или с рукой на перевязи, она знала, как ее утешить, когда ей больно, – на это ее материнских способностей вполне хватало. Только бы не сумасшествие, думала она, только не кокон безумия, исключающий любую возможность для спокойствия или коммуникации. В колледже Маргерит подрабатывала в ночные смены в психиатрической лечебнице. Ей доводилось видеть неизлечимых шизофреников. Сумасшедшие жили в своей собственной виртуальной реальности, неизмеримо более одинокие, чем в одиночном заключении. Она отказывалась представить себе Тесс на их месте.
Въехали на школьную парковку.
Смерть и сумасшествие: может ли она защитить дочь от того или другого?
Рэй угрожал оставить Тесс у себя, сделаться ее единственным опекуном – фактически похитить у нее дочь. Будь у меня выбор, думала Маргерит, я бы забрала ее отсюда, отвезла в Констанс, а потом еще дальше и дальше, как можно дальше от блокады и от пугающей информации, добытой Крисом, от Ока и от Зеркальной Девочки.
Только это было невозможно.
Тесс придется вернуть в школу, из школы та вернется домой к Рэю – и к становящейся все более хрупкой иллюзии вменяемости. Если я оставлю ее у себя, думала Маргерит, уже я стану нарушителем буквы нашего соглашения, и Рэй отправит за Тесс своих секьюрити.
Но если я ее отпущу к Рэю и что-то случится…
– Можно я пойду? – спросила Тесс.
Маргерит глубоко вдохнула:
– Наверное, можно. Беги на урок. Больше в школьное время никаких экспедиций, договорились?
– Ладно.
– Обещаешь?
– Обещаю. – Она положила руку на дверную ручку.
– И еще одно, – сказала Маргерит. – Послушай меня.
– Крис тоже заботится?
– Конечно, – ответила изумленная Маргерит. – Крис тоже.
– Ладно. – Тесс открыла дверь и выпрыгнула из машины. Маргерит смотрела, как дочь пересекает пустую парковку, неловко уворачиваясь от вихрей поземки, куртка, как обычно, застегнута криво, а зимняя шапочка не на голове, а зажата в рукавичках.
Я ее еще увижу, сказала себе Маргерит. Я увижу. Обязательно.
Потом Тесс исчезла за дверью школы, и вокруг стало пусто и неподвижно.
С самого пробуждения Сью Сэмпел не переставала нервничать.
Утро субботы, того самого дня, когда она должна совершить небольшое хищение информации, на которое столь опрометчиво подписалась несколькими днями раньше. Когда она чистила зубы, руки тряслись, а в зеркале отражался образцово-показательный портрет насмерть перепуганной женщины средних лет.
Сью позволила Себастьяну поспать еще часок, а себе тем временем приготовила кофе и тост. Себастьян был из тех, кто способен проспать грозу или даже землетрясение, а Сью выдернуть из сна в мутное, нежеланное пробуждение мог один-единственный крикливый воробей.
На кухонном столе лежала книга Себастьяна, и Сью немного полистала страницы, чтобы отвлечься. Она давно прочитала книгу от корки до корки, а недавно взялась перечитывать, надеясь впитать и те мысли, которые в первый раз от нее ускользнули. «Господь & квантовый вакуум». Увесистый заголовок. Словно пара борцов сумо, балансирующая на амперсанде.
Книга не была ни занудной, ни поверхностной. В процессе чтения Сью даже обнаружила, что ее университетского образования не всегда хватает для понимания. К счастью, у Себастьяна был писательский талант объяснять даже самые сложные концепции. А на случай совсем уж полного затыка у Сью под рукой имелся автор.
Книга не была откровенно религиозной, но и безупречным научным трудом тоже не являлась. Сам Себастьян называл этот жанр «умозрительным философствованием». Однажды он отозвался о книге как об «обычной неформальной болтовне, просто переписанной, чтобы стать как можно понятнее». Но это он, решила Сью, от скром- ности.