Слепой. Метод Нострадамуса

Федор Филиппович с облегчением поставил на стол рядом с нетронутой чашкой Корнева свою и встал. В чашках был чай – расфасованная в пакетики дешевая дрянь с запахом ежевики и вкусом хлорированной водопроводной воды. По сравнению с этим напитком чрезмерно крепкий кофе, который, бывало, заваривал Глеб Сиверов, казался нектаром.

Избавившись от предложенного местным начальством угощения, генерал Потапчук подошел к окну. Они смотрели наружу сквозь щели между матерчатыми лентами вертикальных жалюзи – то есть могли видеть все, сами оставаясь невидимыми.

Из окна открывался вид на уютный больничный дворик с обсаженными аккуратно подстриженными шпалерами кустов цементными дорожками, купами старых лип и скромным фонтаном в центре. При своих небольших размерах этот парк для выгула инвалидов снизу, с утопающих в зелени дорожек, наверняка должен был представляться прикованным к креслам на колесиках людям безграничным. Они не могли видеть ни высокого кирпичного забора, оплетенного поверху колючей проволокой, ни расположенного за этим забором проволочного ограждения в три ряда, через которое был пропущен электрический ток, ни вооруженных армейских патрулей. Это было им ни к чему – они лечились, поправляли здоровье, а те, кто их сюда поместил, как умели, заботились о том, чтобы внешний мир их не беспокоил.

По дорожке между зелеными шпалерами санитар в белом халате неторопливо катил инвалидное кресло. Даже отсюда, сверху, было хорошо видно, что это громадный амбал, которому белый медицинский халат идет как корове седло. В кресле, закрыв глаза, в расслабленной позе, запрокинув бледное, осунувшееся лицо, сидел человек в больничной пижаме. Его левая рука висела на марлевой перевязи, голова была забинтована, на правой ноге тоже красовалась повязка. Этот пациент имел блаженный вид человека, побывавшего на грани между жизнью и смертью, хорошо об этом помнящего и потому наслаждающегося каждым мгновением бытия. Это выглядело настолько правдоподобно, что Федор Филиппович на секунду засомневался: неужели все так и есть?

– Этот, этот, – со странной, немного язвительной интонацией подтвердил полковник медицинской службы Вдовиченко – хозяин данного заведения. На нем был мятый белый халат, из-под которого выглядывали офицерская рубашка с защитного цвета галстуком и брюки с лампасами. Лицо у полковника было длинное и костистое, редкие русые волосы он зачесывал назад, а почтения к старшим по званию проявлял немногим больше, чем врач районной поликлиники к явившимся на прием пенсионерам.

– Да, этот, – подтвердил Федор Филиппович и спросил, обращаясь к полковнику: – Ну, как он тут у вас?

– Великолепно, – все с той же непонятной язвительностью, о причинах которой генерал Потапчук, впрочем, смутно догадывался, ответил Вдовиченко. – Вполне созрел для выписки.

– Как? – искренне изумился Потапчук. – Уже?

Вдовиченко, прежде чем ответить, щелчком выбил из мягкой бумажной пачки сигарету и закурил.

– Мне таких пациентов даром не надо, – сказал он. – Забирайте вы его от греха подальше, ей-богу.

Генерал Корнев медленно повернул тяжелую лысую голову и с удивлением, как на внезапно заговоривший стул, воззрился на полковника. Федор Филиппович едва заметно усмехнулся.

– Что, шалит? – поинтересовался он таким тоном, каким любящие родители осведомляются о поведении своего ребенка в детском саду.

– Шалить не шалит, – сказал полковник, – но явно подумывает, как бы рвануть когти.

Генерал Потапчук высоко задрал брови, демонстрируя полное непонимание.

– Как это? – спросил он, словно опасаясь, что военврач не поймет его пантомимы.

– Исследует обстановку, – сказал полковник. – Пробует все на зуб, проверяет на прочность. Симулирует помаленьку, прикидывается более слабым, чем есть на самом деле. А сам позавчера затеял от пола отжиматься.

– И как? – с огромным интересом спросил Федор Филиппович.

– Пять раз, – сказал врач. – Потом упал. Но встал, что характерно, сам. Когда санитар вбежал в палату, чтобы его поднять, он уже лежал на кровати и изображал умирающего.

– Наш человек, – одобрительно произнес генерал Корнев.

Федор Филиппович со странным выражением покосился на него, пожевал губами, но промолчал.

– Да, – сказал он после паузы. – Гвозди бы делать из этих людей…

– Так он у тебя, говоришь, в погибших числится? – спросил Иван Яковлевич.

– И не в первый раз.

– Это хорошо. Выходит, хвостов никаких.

– Никаких, – солгал генерал Потапчук. – Послужной список отсутствует…

– Человек ниоткуда, – с удовлетворением констатировал Корнев. – Это хорошо. И, судя по всему, не дурак, а это еще лучше.

– Послушай, Иван Яковлевич, – грозно начал Потапчук. – Хочу тебя предупредить. Не стоит даже пытаться использовать его втемную. Во-первых, он сам тебе этого не позволит, а во-вторых…

Полковник медицинской службы Вдовиченко сделал скучное лицо и вернулся к столу, где его дожидался остывший чай.

– А во-вторых? – повторил генерал Корнев, не выпуская изо рта изжеванный мундштук папиросы и с интересом глядя на Федора Филипповича.

– Будешь иметь дело со мной, – пообещал Потапчук.